Белая как молоко, красная как кровь
Шрифт:
Не знаю, как у меня хватило смелости попросить у неё телефон. На самом деле так и не хватило… Телефон мне дала Сильвия, её подруга, после летних каникул. Но не помню, чтобы я говорил ей, будто он нужен мне. Может быть, поэтому Беатриче не отвечает. Может, не знает, что это я пишу ей. Она в моём мобильнике записана как «Огненная, красная». Красная звезда: солнце, рубин, вишня. Однако могла бы всё же и ответить, хотя бы из любопытства.
Так был я или не был львом в моей предыдущей жизни? Определённо был. Прячусь в чаще и в подходящий момент выскакиваю оттуда, выгоняю свою жертву в открытое поле, там ей не убежать от меня, и хватаю. Вот так же поступлю и с Беатриче.
Мы созданы друг для друга. Я это знаю. Она — нет. Она не умеет любить меня. Пока.
Сегодня разговаривал с Терминатором. Ну да, потому что знаю: когда нужно решать важные проблемы, бесполезно разговаривать со взрослыми. Или тебя не слушают, или говорят: и не думай, всё равно потом пройдёт. Или выкручиваются с помощью волшебного «когда-нибудь»: когда-нибудь поймёшь; придёт время; поймёшь, когда у тебя будут дети; рано или поздно у тебя будет работа, вот тогда и поймёшь.
Надеюсь только, что этот день никогда не наступит, потому что иначе на тебя обрушится сразу всё: зрелость, дети, работа… и мне кажется нелепым, что понять можно, только если всё это сразит тебя, как удар молнии. Разве нельзя было бы начать понимать уже сейчас, постепенно, потихоньку, не ожидая того проклятого дня? Сегодня. Сегодня хочу понять, а не когда-нибудь. Сегодня. Сейчас. Так нет же: когда тот день тебя опрокинет, будет слишком поздно, потому что ты, желавший поскорее всё понять, не нашёл никого, кто удостоил бы тебя ответом. И встретился тебе только тот, кто предрекал этот день, словно предсказывал смерть и гибель…
Не говоря уже об училах. Когда пытаешься серьёзно поговорить с ними, отвечают: не сейчас, что означает «никогда». Училы сразу всё сообщат тебе о плохом — об оценках, ответах, замечаниях, заданиях… А о хорошем ничего не скажут, иначе, считают они, станешь почивать на лаврах, хотя не думаю, чтобы они оказались такими уж комфортными. А больше с училами и не о чем говорить.
Папа и мама? О них и речи нет. Даже думать как-то неловко. Полное впечатление, будто им никогда не было пятнадцати лет. И потом, папа вечно приходит усталый после работы и хочет смотреть футбол. Мама? Я стесняюсь её. Я ведь уже взрослый и не могу говорить с мамой, как прежде. Выходит, если исключить учил, папу, маму и Ника, который не разговаривает со мной после той игры с «Фантакальчо», — кто остаётся? Терминатор. Он, по крайней мере, молчит и слушает, особенно если угощаю его потом печеньем со вкусом жареной кошки.
— Видишь ли, Терминатор, с тех пор как Мечтатель говорил о мечте, я всё время возвращаюсь к этой мысли, она, словно какой-то внутренний зуд, покоя не даёт и цепляет всё глубже. Ты, Терминатор, что собирался делать, что думал делать, когда вырастешь? Ты можешь только оставаться собакой: есть как собака, спать как собака, писать как собака и умереть как собака. Я же — нет. Мне нравятся большие желания. Большая мечта. Не знаю ещё, что это за мечта, — но мне нравится мечтать о мечте. Лежу в кровати в тишине и мечтаю о своей мечте. И больше ничего не делаю. Перебираю одну за другой разные мечты и выбираю, какая нравится. Кто знает, может, оставлю свой след в истории человечества? Только мечты оставляют след.
Терминатор тянет меня, даже он не умеет сосредоточиться, кто знает, что ещё ему надо. Идём дальше.
— Не перебивай меня! Мне хотелось мечтать. Мне нравилось мечтать. Но как найти свою мечту, Терминатор? Ты нашёл её уже готовую. Но я ведь не собака. Мечтателю помогли дедушка с его сказками и фильм. Может, нужно почаще ходить в кино, раз уж дедушки
Так говорит Мечтатель. Не понимаю до конца, что это значит. Знаю одно: мне нравится. Нужно попробовать. И посоветоваться, но не слишком полагаться на советы, потому что я из тех, кто крепко стоит на ногах. Жизнь без мечтаний — это сад без цветов, а жизнь с неосуществимыми, мечтами — сад с искусственными цветами. А ты что скажешь, Терминатор?
Терминатор вместо ответа останавливается у столба и писает. И длится это ровно столько, сколько все мои разговоры.
— Спасибо, Терминатор, вот ты действительно меня понимаешь…
Беатриче, должно быть, заболела. Многие сейчас подхватывают грипп, но я ещё ни разу… Не вижу её уже два дня. Без яркого блеска её огненных волос дни кажутся тусклыми и пустыми. Белыми, как в пасмурную погоду, когда нет солнца.
Возвращаюсь домой вместе с Сильвией, подвожу её на моём мопеде, и она всё время просит ехать потише. Женщина, понятное дело. Мы долго разговариваем, и я спрашиваю, есть ли у неё мечта, такая, о какой говорит Мечтатель. Рассказываю, что у Ника такая мечта определённо есть. Он сказал, что пойдёт по стопам своего отца. Его отец дантист. Ник выучится на дантиста и будет работать в кабинете у отца. Говорит, что это его мечта. А по мне так для мечты этого мало. Потому что уже всё известно. Мечта — если я правильно понял — должна быть немного загадочной: что-то в ней должно быть такое, что ещё нужно открыть. А Ник уже всё заранее знает.
У меня мечта ещё не определилась, но в этом-то и вся её красота. Моя мечта настолько неведома, что я волнуюсь при одной только мысли о ней. У Сильвии тоже есть мечта. Она хочет стать художницей. Сильвия очень хорошо рисует, это её хобби. Она делает копии картин известных художников. Очень мне нравится картина, на которой изображена женщина с белым зонтом. Особая картина, потому что одежда и лицо женщины и все краски на ней такие лёгкие, что кажется, будто сливаются со светом, который падает на неё. Кажется, будто фигура соткана из солнечных лучей, от которых заслоняется. И это единственный случай, когда белый цвет не пугает меня. Сильвия обманула его на этой картине. Мне нравится.
Раз пятнадцать едва не угодив в ДТП со смертельным исходом из-за моих тормозов, которыми давно пора заняться механику, приезжаем к дому Сильвии.
— А мои не хотят. Говорят, что живописью можно заниматься только на досуге и, уж конечно, рисование не должно стать моим будущим, это трудный путь, только очень и очень немногие приходят по нему к успеху, а кроме того, если не пробьёшься, рискуешь остаться без куска хлеба.
Взрослые определённо существуют на свете для того, чтобы напоминать нам о страхах, которых мы не знаем. Боятся только они. А я, наоборот, рад, что у Сильвии есть такая мечта. Когда она говорит о ней, глаза блестят, как у Мечтателя на уроке. Как блестели глаза у Александра Великого, Микеланджело, Данте… Горящие, живые глаза… По-моему, у Сильвии правильная мечта. Прошу её понаблюдать за моими глазами, когда стану говорить о чём-ни-будь, и сказать, если заблестят, тогда я, может быть, узнаю свою мечту, потому что сам я рассеянный, могу и не заметить. Она согласна.