Белая королева
Шрифт:
— Ринни, послушай, никаких существенных перемен в жизни не произойдёт. Ты всё так же останешься моим боссом, я твоим помощником. Я не собираюсь рушить устоявшийся порядок и своим правом старшего воспользуюсь, только когда избежать этого будет нельзя. Теперь мы на военном положении, на нас могут напасть. Чтобы защитить тебя в случае нужды, я должен находиться рядом. Доли секунды иногда решают дело, я могу не успеть прибежать из своей комнаты под крышей.
Он всё так же излучал враждебность, которой я не понимал.
— В обнимку спать не обязательно, — попытался вернуться к привычной лёгкости общения. —
Впрочем, как тут же выяснилось, волновали его другие аспекты совместного бытия:
— Почему скрывал от меня, что ты старше?
— Чтобы не травмировать твою тонкую душевную организацию, естественно. Ложись. Раздеваться не будем, если придётся быстро уносить ноги, штаны окажутся существенным моральным подспорьем в вышеуказанном мероприятии.
Ослушаться он не мог и угрюмо опрокинулся на спину, следя за мной насторожённо, пытливо и не очень-то по-доброму. Пусть. Я растянулся рядом. Что мы как новобрачные перед первым соитием? Смешно.
— Наши отношения не изменятся? Во всех смыслах этого слова? — спросил он настойчиво, когда я уже наладился спать.
— Ты про секс? Это сейчас надежда прозвучала в твоём голосе или разочарование?
Он злобно засопел. На объятия, пусть даже дружеские, мне теперь точно не стоило рассчитывать.
— Ты всё время смеёшься! Меня это раздражало, когда я считал себя сильнее, теперь меня это пугает.
— Извини, Ринни. Это не агрессия, поверь, лишь попытка скрыть грусть, которая не даёт покоя. Опять же для дела полезно, когда всегда весел, люди считают безобидным глупцом и сами себя обманывают успешнее, чем это сделал бы серьёзный умник.
Он, наконец, затих. Молодые вампиры отключаются сразу и уходят глубоко, только с возрастом появляется способность уверенно контролировать окружающую обстановку. Саторин лежал неподвижно, лишь редко и поверхностно дышал. Я дремал, время от времени просыпаясь, чтобы мысленно осмотреться, поймать звуки, втянуть запахи. Вечер наступил, а ночное время — пик активности обращённых, потому нападения опасаться следовало. Наивно было думать, что заложник оградил нас от агрессии, тем более, что я почти уверился в том, что Шерил захватила Арлена, а вандалов к нам подослала Верея, и информацией эти две милые дамы не обменивались. Три упокоенных на дне залива помощника вообще-то были довольно серьёзным поводом для повторной атаки. Вот её я в тиши и дожидался.
Проведя в чуткой дрёме около часа, я совершенно отдохнул. За это время границ наших никто не нарушил, но я не считал бдительность лишней, вот только с Саториным, вполне вероятно, поссорился основательно. Сейчас, на свежую голову, я понимал это отчётливо. Повернувшись на бок, поглядел на компаньона. Он спал, неподвижный, глубоко погружённый в состояние, близкое полному небытию. Приходи и бери, я ведь не для того чтобы его позлить или шокировать остался рядом. Жили на планете могущественные вампиры, большинство из них держалось вдалеке от возни претендентов, но кто знает? Каждого иногда тянет стряхнуть с себя пыль веков и занять кулаки и мозги живым делом.
Глядя сейчас на беспомощного Саторина, я вопреки логике и здравому смыслу даже захотел, чтобы вломился к нам кто-то действительно опасный, чтобы я мог драться за своё гнездо, доказать, что чего-то стою. Быть
Плохо быть честным, как будто добровольно снимаешь с себя шкуру. Почти все, кто был с тобой хорош, отвернутся, останутся лишь не убоявшиеся кинжальной искренности истины. Если подобные особи есть в природе, конечно.
Да, я не хотел терять моего взбалмошного гения и недосягаемую подругу, но и себя тоже. Однажды ведь может случиться так, что маска прирастёт к лицу, и её уже не отдерёшь, а то и сам растворишься в том мире, который создал, чтобы тихо сидеть в тени. Покрывало превратится в паутину. Ум порастёт плесенью, темперамент рассыплется прахом. Есть такая степень ничтожества, которую не прикроет даже корона.
Я с надеждой прислушался. Захребетнику Тачу требовалась драка, бой, в котором можно выплеснуть накопленную муть, но злая судьба не внимала робким упованиям. Окружающий мир сокрушительно не желал нас обижать. Гадство!
Я снова перекатился на спину, терпеливо дожидаясь пробуждения партнёра. Пусть отдохнёт, ему пришлось много хуже, чем мне, а он держался, следовало поучиться у младшего мужеству.
Стоило расслабиться, как внутри вновь пробуждалась боль, и я опять казнил себя за собственную дурость и безнадёжно мечтал о том, чтобы жизнь просто вернулась к прежнему равновесию: Шерил осталась с нами, пусть даже сама по себе. Видеть её, слышать голос, смотреть, как летят неслышной метелью волосы, когда она ходит или поворачивается, да и по морде получать если увернуться не удастся — я мечтал, как о желанном чуде о том, что уже имел, хотя и не ценил нисколько. Стоит ли вообще тянуть вечность существования, если в конце его убедишься, что трепетно сберёг в себе дурака, каким и начинал путь?
Впрочем, что это я кокетничаю? Лишь умный способен назвать себя глупцом, потому что знает цену всему, ни один дурак никогда не признает, что он таков — это закон природы.
Саторин шевельнулся, вдохнул глубже, и я отодвинулся, чтобы не сердить его чрезмерной близостью. Пробудившись он минуту лежал, обдумывая что-то или просто копя претензии, потом сказал:
— Никто на нас не напал.
— Да, извини, что так получилось.
— Александр, ты опять смеёшься.
Значит, я уже не Тач? Гении так быстро приспосабливаются, или он не уймётся, пока не продемонстрирует насколько на меня сердит?
— Саторин, ты мне дорог, я всего лишь хочу защитить. Сходим, перекусим?
— Одного ты меня опять не отпустишь.
— Нет.
Он умолк, я терпеливо дожидался результата раздумий. Приспосабливаться ведь приходилось ему, а не мне. Самое смешное заключалось в том, что пожелай он выкинуть меня из своей жизни, я ведь мог этого и не позволить, хотя не уверен, что набрался бы храбрости так далеко простирать свою власть. С Шерил вот никогда не наберусь. Пусть я древний, но не настолько же вампир.