Белая кость
Шрифт:
В школе Дмитрий с благодарностью вспоминал все растяжки, через которые его безжалостно протянул Мусса Алиевич.
Караев преподавал науку убивать голыми руками. Великолепно зная анатомию человеческого тела, он на манекене показывал смертельные точки, куда надо бить, чтобы враг умирал быстро и без мучений. О многом Бекешев знал: об уязвимости позвоночного столба, глаз, шеи, слабости височной кости, но никогда, например, не задумывался о переносице. Что сильный удар по ней, нанесенный снизу вверх, убивает человека мгновенно. В письме своему учителю он рассказал об этом. В ответ получил от Муссы Алиевича подробные рисунки — куда и как надо ударять! И Бекешев учился наносить такие удары, доводя мастерство до автоматизма. Он как-то раз поймал себя на мысли,
Удержались не все. Дмитрий надолго запомнил, как почти плакал Жданов, когда стало ясно, что его отчисляют. На прощание они всей группой собрались в трактире, и их товарищ изливал им свою душу:
— Господа! Это несправедливо отчислять меня за замедленную реакцию. Посмотрите на этих людей, — он обвел рукой небольшую залу, где сидели посетители. — Я могу расправиться с ними, прежде чем они поймут, откуда сыпятся удары на их бородатые рожи. А для Караева я, видите ли, слишком медленно реагирую на опасность.
В доме, где они обучались стрельбе в движении, надо было опережать курсантов и преподавателей, которые неожиданно выскакивали из-за колонн, появлялись в дверных проемах, возникали на том месте, где только что была глухая стена, спрыгивали с потолка через внезапно открывающийся люк. Каждый раз «враг» возникал в новом месте, и невозможно было предугадать, откуда он на тебя свалится. Все они «убивали» Жданова. Он не успевал поднять револьвер, а его «враг» уже стрелял. Хотя по условиям Жданову, как и всем другим, давались доли секунды, чтобы успеть выстрелить. Но офицер опаздывал. Караев так и заявил Жданову в глаза, что тот не годится для будущей работы. Из него выйдет прекрасный офицер, да он уже лучше многих в армии, но… зачем идти туда, где жизнь зачастую зависит от того, кто первым выстрелит, бросит нож, ударит в переносицу… и только потом будет разбираться, кто в своем праве.
Бекешеву быстро наскучило это упражнение — он опережал всех. Что толку от быстрой стрельбы, если не знаешь, попал ли ты. В тире-то все они молодцы, но противник ждать не станет, пока ты прицелишься по всем правилам. Нужно другое. Бекешев вышел к начальству с рапортом.
Через полторы недели первый курсант с заряженной винтовкой углубился в лес. На его пути расставили шесть замаскированных мишеней. Он должен был поразить их все. Первые результаты оказались удручающими. Не все мишени были вообще замечены. А у пораженных манекенов пулевые отверстия никак не соответствовали смертельным ранениям. А потом дело пошло! Офицеры с юношеским удовольствием расстреливали замаскированные в кустах и на ветках деревьев манекены, поражая их в лоб или сердце.
Опять же Бекешев, поддержанный Караевым, настоял на изменении тренировки и в доме для стрельбы. Идея пришла ему в голову, когда он смотрел в театре какой-то смешной и глупый фарс. По ходу действия вдруг раскрылась стена и на сцену выкатился манекен, изображающий черта. Зал ахнул от неожиданности, а Дмитрий призадумался.
— Вадим Петрович! — обратился он к Караеву. — По манекенам надо стрелять настоящими патронами — не люди должны вываливаться из стен и выскакивать из-за колонн…
Караев был настроен скептически:
— Ну и что? Уже на второй раз курсант будет знать, откуда что выскочит. Ты ж не будешь каждый раз переделывать дом. Нет смысла.
— Есть! — Дмитрий хитро прищурился. — Не надо дом переделывать. Мы эти манекены каждый
— Где деньги, господа, где деньги взять? — на сей раз начальник школы был не в восторге от идеи Бекешева. К молодому подпоручику прислушивались, и даже ходили смутные слухи, что его могут оставить в школе на преподавательской работе.
— Надо нанять рабочих, — подполковник начал загибать пальцы. — Сделать чертежи — ваш эскиз, извините, не годится. Закупить оборудование, электромоторы… Нет, нет… даже не думайте.
— Разрешите, господин подполковник? — в один голос сказали офицеры и невольно усмехнулись.
— Слушаю вас, штабс-капитан, — начальник школы скрыл улыбку в усах.
— Насчет чертежей не волнуйтесь. У меня друзья в конструкторском отделе — они сделают чертежи в виде одолжения за минимальные деньги. Я сам заплачу, — убрал это препятствие Караев и добавил: — А на механизмы и движки деньги найдутся. Мы уже прикинули — недорого. Деньги-то есть…
Он посмотрел на Дмитрия: мол, твоя очередь.
— Насчет инженеров — мы вместе заплатим. А с рабочими совсем просто, — Бекешев слегка гордился своей изобретательностью. — Нас обслуживает полурота солдат. Вон какие ряшки наели от безделья — никакой газеты не хватит заклеить. Только подметают за нами — вот и вся их работа. Пусть попилят, построгают, петли навесят, тросы протянут, рычаги и стальные щиты установят… Вы увидите, господин подполковник, в охотку будут работать.
Бекешев не думал тогда, что создает прецедент, превращая солдат русской армии в стройбатовцев.
Пришлось переделывать весь дом, чтобы те, кто управлял манекенами, люками и дверями, оставались в безопасности, но расходы стоили того. Многие, оказывается, в такие минуты стреляли быстро, но в «молоко» или в «русского солдата». Теперь номер с такой стрельбой не проходил. Пришлось переучиваться, а двоих все же отчислили за неспособность быстро всаживать «противнику» пулю между глаз…
Так пролетел год. Бекешев и не заметил. Научился подрывать все, что можно подорвать, бесшумно снимать часовых, стрелять на голос, стрелять с двух рук из разных пистолетов и револьверов, из пулеметов, которые были на вооружении и немецкой, и русской, и австро-венгерской армий, водить не только автомобили, но и паровоз и броневик, подключаться к телефонной линии, говорить по-немецки с акцентом, характерным для определенной местности в Германии; носить вражескую форму — как солдатскую, так и офицерскую — помогали фотографии и даже кино! Им показывали документальные фильмы, которые покупались в Германии и Австрии, где по экрану расхаживали их будущие противники. Подпоручик так умел замаскироваться, что на него могли наступить и все равно не заметить… Многому научи ли молодого офицера. И он втайне хотел повоевать, мечтал о подвигах и славе, хотя никому в этом юношеском грехе не признавался. Да и как признаться, если его старший товарищ штабс-капитан Караев все время твердит, что не дай Бог им проверить свое умение в настоящем деле. Не хотелось выставлять себя мальчишкой. Сильно подозревал, что у его товарищей, которых действительно осталось чуть больше половины, такие же мысли. А иначе — зачем они здесь? Никто не отвечал на их прямые вопросы. Преподаватели делали таинственные лица и уклонялись от ответов.
12
Это случилось в одно из последних дежурств Бекешева в штаб-квартире, расположенной в Замоскворечье. Каждый день один из курсантов училища должен был явиться вечером и принять помещение от дневного дежурного. Охрана была обязательна, но никто ни разу не потревожил сон дневального. Курсанты, ухитрившись протащить с собой подушку и тоненькое одеяло, спокойно спали по ночам на кожаном турецком диване в одной из комнат штаба. Важно было не проспать, вовремя отрыть дверь начальству и — свободен весь день! Хоть в Третьяковку иди — куда Дмитрий так и не заглянул. Их командиры не догадывались или делали вид, что для молодых офицеров эти дежурства превратились в своего рода отдых от тренировочного лагеря.