Белая мель
Шрифт:
— А что, можно.
Виктор подошел к мороженщице.
— У вас найдется какая-нибудь коробка?
— Найдется.
— Десять эскимо.
— Дядя Витя, мы тебе завтра отдадим деньги за мороженое, — насупившись, сказал Марат.
— Денет не надо. Вырастешь — сочтемся. А ну, орлы, быстро сюда!
— Витька, Катька, Шурка! — позвал Марат. — Пошли! Ватага во главе с Катькой, белобрысой и тощей, пошла за ними в сквер.
— Ребята, ешьте мороженое. Я сейчас принесу Тигра.
Принес щенка.
— Какой
— Ко мне! Ко мне! — загалдели ребята.
— Нет, мужики, это, похоже, волк, — сказал один.
— Ага, зверь! — хмыкнул Марат.
— Самая-пресамая дворняга! — авторитетно заявил высокий чистенький мальчик в новых голубых джинсах.
— Ну ты, жердь, много ты смыслишь! — оборвала Катька.
— А сама-то, а сама-то...
— Дядя Витя, а вы солнышко на турнике сможете? — спросил Марат, стараясь увести разговор на другую тему.
— Смогу!
— У нас Марат на турнике лучше всех крутится! — сказала Катька и отобрала у мальчишек щенка. — Хватит мучить-то, он еще маленький, молочный...
С мороженым справились, подошли к турнику.
— Давай подсажу? — предложил Виктор Марату.
— Не. Я сам.
Еще не спала жара. И до вечера было еще далеко, а Виктор уже не знал, куда себя прислонить. Ребята галдели у турника, устроили очередь. Катька судила.
Виктор отошел. Сел на лавочку.
В эту субботу Виктору нечего было делать. Ребята уехали с ночевкой на озеро. А Вова заболел — поднялась температура, и Виктор остался с ним. Бегал в аптеку за таблетками, поил его кипяченым молоком с медом, лепил на спину горчичники. Сейчас Вова спал, а Виктор развлекался в сквере с ребятишками. Иногда поднимался, смотрел, не проснулся ли Вова и не хуже ли ему. За этот месяц Виктор привык к Вове, словно к брату. Вова рассказывал о себе, как мотался по огромной России один-одинешенек, пока не привязался к строителям. И пошли стройки, стройки, большие и маленькие. Только часто рассказывал Вова, что снятся ему синие табуны лошадей, что иногда видит он себя в степи, в ковылях, спит там и просыпается оттого, что какая-то ласковая, очень ласковая женщина гладит его голову, поет тихие песни, а вокруг степь и степь. Где-то вдалеке проносятся быстрые табуны лошадей, лишь остается ветер. Ветер не может догнать табуны лошадей и с тоски плачет, прячется в ковылях. После таких снов Вова долго ходил хмурый и говорил Виктору, что уедет куда-нибудь в Кулунду, заимеет коня, устроится табунщиком. Но потом отходил в спешке строительства и не видел снов о синих табунах, и забывал о желании уехать. И тут заболел.
Виктор взял щенка, сказал Марату номер квартиры, чтоб заглядывал в гости, и пошел к Вове.
У подъезда на лавочке, в легком платьице из синих и черных полос, в черных узконосых туфельках сидела Варя.
— Не в театр ли?
— К тебе.
— Ну-у, здравствуй!
— Ага, — сказала Варя и кивнула головой, как будто и без него знала, что идет ей это платье. — А я иду, смотрю, что это, думаю, человек возится в сквере с ребятишками. Не в няньки ли, думаю, по совместительству нанялся? А рубаху надо бы постирать.
— Надо, — согласился Виктор. — Может, по совместительству постираешь?
— Возьмусь. Снимай.
— Прямо здесь?
— Можно и здесь, но лучше в комнате.
— У нас Вова болеет.
— А что с ним?
— Температура. Напился холодной газировки. А перед этим все воскресенье из озера не вылазил.
— Я его не знаю.
— Пойдем, познакомлю.
— Это чей волчок? — спросила Варя, склонившись над щенком.
— Мой.
— Я думала, в кино сходим.
— Если Вове лучше — сходим.
На лестничной площадке встретили Соловья. Соловей оглядел Варьку, присвистнул, щелкнул Тигра по черной пуговке носа. Соловей ухмыльнулся вслед.
— Что это за пижон с крестом? — спросила Варька, дождавшись Виктора на следующей площадке.
— Наш сосед. Артистичный парень. А крест золотой. Это модно. Может, мне тоже купить? Как думаешь? Здоровый, далеко видно будет.
— Тогда еще приобрети и кадило. С одним крестом вида не будет.
— Дельный совет.
— Что у тебя с руками?
— Нервы, девочка.
У Виктора от злости мелко дрожали руки. Он не мог попасть ключом в замочную скважину. Однажды Соловей подкараулил Виктора в столовой. Ласковый такой. Стал звать к себе на какое-то прибыльное дело. Виктор отказался. Тогда Соловей сделал намек, что на стройке иногда и плиты летают. Как бы кто ненароком не попал под них. В свою очередь Виктор спросил Соловья:
— А что будет, если я один разик шлепну кого-нибудь? Вот здесь. Не знаешь? И не советую, — расхохотался и отошел. За себя он не боялся. Он боялся за Вову, Как-то вечером орава парней-подростков прижала Вову в темном переулке, сняли часы, пиджак и избили его. Всю ночь Вова курил от волнения, а ребятам сказал, что это проделка Соловья.
Наконец Зубакин открыл дверь. Вова не спал. Он глухо кашлял и метался от жара.
Варька подошла к кровати, пощупала лоб Вовы.
— «Скорую» вызывай! Надо в больницу!
— Что, Вова, плохо? — наклонился Виктор.
Вова бессмысленно посмотрел на них. Узнал Виктора, подмигнул, пошевелил распухшими, потрескавшимися губами.
— Господи, как ему плохо! Чего ты стоишь?
— Бегу, бегу...
Варька сидела у кровати незнакомого парня, смотрела на его смуглое в мелких родинках лицо, на пухлые, резко очерченные губы, на черный свалявшийся чубчик и не могла понять, что с ней происходит. Ей казалось, что она видела, давно знает этого парня, что он похож на кого-то из ее родных, хотя у нее и родных-то никого не было.