Белая ночь
Шрифт:
— С ума сойти, — сказал я.
— Вот и я так считаю, — согласился Рамирес. — Это вызывает у меня законные сомнения в ее уме. А что?
Я коротко изложил ему все, что знал об убийствах, и то, что рассказала мне Элейн о других городах.
— Кто-то подставляет Стражей, — заявил он.
— Похоже на то. Подрывает веру в нас, и все такое.
— Пять городов. Вот ублюдки, — он на мгновение отвернулся от трубки сказать пару слов кому-то, стоявшему рядом. — Подожди немного. Сейчас
Я подождал несколько минут. Он перезвонил довольно быстро.
— Судя по тому, что дошло до нас здесь, Белый Король встречался с представителями Совета и объявил о временном перемирии. И он согласился содействовать в том, чтобы склонить Красных к переговорам и окончанию войны.
— Я с ним знаком, — сказал я. — Он, скажем так, не Киссинджер. Да и не Ганди.
— Ага. Поневоле задумываешься, что он выгадывает от окончания войны, да?
Я хмыкнул.
— Ну, не могу сказать, чтобы Красные питали к Белым нежную любовь. Перемирие не стоит ему ни гроша. Его народ так и так не слишком вовлечен в эту кашу.
Рамирес задумчиво промычал что-то.
— Судя по твоим словам, похоже, не все из Белых согласны с его точкой зрения на войну.
— Они изрядно разобщены. Фактически это три независимых клана. Просто Рейту посчастливилось формально возглавлять их. Если Рейт ищет мира, вполне естественно ожидать от остальных противодействия этому.
— Нравятся мне эти вампиры. Такие они все противоречивые, неожиданные такие.
— Попробуй произнести это быстро, пять раз без перерыва, — посоветовал я.
Он честно попробовал, и у него вышло без ошибки.
— Вот видишь? — заявил он. — Вот почему женщины от меня без ума.
— Они тебя просто жалеют, Карлос.
— Я не против, пока они спускают трусики, — жизнерадостно сообщил он, и голос его стал серьезнее. — Дрезден, я как раз собирался звонить тебе. Типа… хотел узнать, как ты там. Ну, сам понимаешь. После Нью-Мехико.
— Со мной все в порядке, — заверил я его.
— Ну-ну, — недоверчиво хмыкнул он.
— Послушай, — сказал я. — Забудь ты Нью-Мехико. Я, например, забыл. Надо двигаться дальше, заниматься сегодняшними проблемами.
— Конечно — отозвался он, но особой убежденности в его голосе я не услышал. — Сам доложишь Люччо, или лучше я?
— Давай ты.
— Ладно, — согласился он. — Помощь не нужна?
— Зачем? — удивился я. — Тебе что, там, у себя делать нечего?
Он вздохнул.
— Ладно, ладно. В любом случае, если Белые пойдут на переговоры, я смогу выделить пару-другую парней тебе в подкрепление.
— Угу, знать бы еще, против кого подкрепляться, — буркнул я.
— Я понимаю. В общем, понадобится
— Спасибо.
— Береги свою задницу, Дрезден.
— Я бы посоветовал тебе то же самое, но ты и так, поди, взгляда от нее не отрываешь в восхищении.
— С такой-то задницей, как у меня, разве можно ей не восхищаться? — удивился Рамирес. — Vaya con Dios.
— И тебе удачи.
Я положил трубку и откинулся на спинку стула, потирая продолжавшие болеть виски. Потом закрыл глаза и с минуту пытался думать внятно. В основном, правда, мысли в голову лезли насчет головной боли, что мало помогало делу.
— Гарри? — окликнула меня Молли.
— Мммм?
— Можно спросить?
— Ну?
— Э… — она неуверенно замолчала, словно подбирая слова.
Это становилось интересным, и я открыл глаза.
— Мне просто интересно, почему вы расспрашивали Стража Рамиреса про Элейн Меллори.
Я снова закрыл глаза.
— То есть, сержант Мёрфи сказала, что она ваша бывшая подружка, так? Тогда чего вы спрашивали так, будто с ней незнакомы?
Я буркнул что-то невнятное.
— Ну, вообще, я так поняла, что вы с ней знакомы. И вы хотели узнать, что думает о ней Страж Рамирес, не говоря ему, что знакомы с ней, — она набрала в грудь воздуха. — Вы утаиваете вещи от Стражей.
Я вздохнул.
— Уже не первый год, детка. Черт-те как давно.
— Но… Я же под Дамокловым Проклятием, значит, и вы тоже. Это из тех штук, узнав про которые они могут и опустить его, правда? Тогда… м-м… зачем вы это делаете?
— Какая разница? — устало ответил я.
— Ну, — неуверенно, с опаской произнесла она. — Раз мне могут отрубить голову в той же степени, что и вам, значит, для меня есть разница. И мне кажется, я имею право знать, в чем тут дело.
Я хотел, было, нарычать на нее, что, мол, не ее это ума дело — и осекся, поскольку, черт подери, в ее словах имелась логика. Какими бы они ни казались мне неудобными и неуместными, она имела несомненное право спрашивать меня об этом.
— Я рос сиротой, — сказал я ей. — Вскоре после того, как моя магия начала проявляться, меня усыновил человек по имени ДюМорн. Большей частью своих знаний я обязан ему. Элейн он тоже усыновил. Мы росли вместе. Мы любили друг друга.
Молли отложила книгу в сторону и выпрямилась, внимательно слушая меня.
— ДюМорн оказался чернокнижником. Черным чародеем, чернее надо поискать. Он надеялся вырастить из нас своих верных помощников. Хорошо обученных, сильных чародеев, скованных заклятием верности. С Элейн у него более-менее получилось. Я заподозрил недоброе и выступил против него. Я его убил.