Белая победа
Шрифт:
А потом, она хорошо помнила это утро, её начало подташнивать. Сначала Маша списала это на пирожки Ленкиной матушки, которая не была великим кулинаром. Но тошнота и рвота продолжались, хотя стряпни тёти Веры в рационе не было и в помине. Тогда Маша, стараясь отогнать страшную мысль подальше, внутренне съёжившись, пошла в больницу к своей двоюродной сестре Лизе. Лиза, не задавая лишних вопросов, сделала всё, что нужно. Результат, как гром среди ясного неба, был, тем не менее, очевиден. Беременность, срок шесть недель.
Маша
Плохо понимая, что делает, Маша Сколкина подошла к ближайшему телефонному аппарату, дрожащими руками набрала до боли знакомый номер.
— Да, — ответил голос, от которого у Маши ёкнуло сердце.
— Это я, — только и могла произнесли Маша. — Это я.
— У тебя что-то случилось? — спросил, уже несколько настороженно Табаков.
— Да. Да, — Маше не хватало дыхания. — Нам надо встретиться, чем скорее, тем лучше. У меня. Мама с папой и брат на даче, раньше вторника они не приедут. Я буду ждать. Только, пожалуйста, приди! — последние слова Маша произнесла уже с надрывом, чувствуя, как комок слёз подкатывается к горлу.
— Хорошо, — ответил Табаков и положил трубку.
Было восемь часов вечера. Маша ходила из угла в угол, поглядывая на часы. Её била крупная дрожь. Вдруг на площадке послышался звук шагов и в дверь постучали. Сколкина, как ошпаренная, метнулась к глазку. Удостоверившись, что это действительно Олег, она рывком распахнула дверь и глянула на стоящего на пороге Табакова затравленным взглядом.
— Проходи, — коротко сказала Маша, закрывая за Табаковым дверь и проскальзывая в зал.
Такой Машу Олег ещё не видел. Встревоженный, исступлённый взгляд серо-зелёных глаз, нервно сжимающую и разжимающую пальцы. Длинные тёмно-рыжие волосы беспорядочно ниспадают с плеч.
— Маша, что случилось?
— Я… — начала Маша и запнулась: у неё не хватило дыхания. Это оказалось намного труднее, чем она предполагала. — Я… — снова пауза. — Олег, я беременна. — Маша закрыла глаза и вздохнула.
Секунд пятнадцать стояла тишина, и Маша приоткрыла глаза. Табаков по-прежнему стоял посреди комнаты. Только в его облике не осталось и следа той самоуверенности и весёлости.
— Ну! — выдохнула Маша.
Табаков подошёл к ней и понёс совершенную околесицу. Что-то невнятно говорил про своё положение, про работу, про поддержание репутации. Жирно подчёркивал, что он вообще-то женатый человек, что у него дети. Наконец была произнесена фраза, после которой Маша вскинула голову:
— Ты ведь всё это знала. И должна была сделать выводы. Моей вины тут нет.
Тут Мария Васильевна Сколкина не выдержала и взорвалась:
— Так, значит, я во всём виновата?! Я, значит, подошла к тебе в павильоне, это я, стало быть, первая кинулась к тебе со словами любви,
— Маша, давай без истерик, — начал Олег. — Конечно, не ты первая начала, но ведь ты тоже должна была думать, что делаешь.
— Я? А ты мне давал на это времени? Я думала только о тебе, понимаешь, о встрече с тобой. Ты скажи мне только одно, только одно и всё, больше ни о чём тебя не прошу: ты признаёшь, что это твой ребёнок?
— Нет.
Это “нет” эхом отозвалось в пустой квартире. На секунду у Маши остановилось сердце.
— Как я понимаю, ты бросаешь меня?
– Злость медленно закипала в ней, вытесняя отчаяние.
— Да. Я ухожу, — ответил Табаков.
Тут Машу прорвало:
— Ах ты дрянь, ах ты старый козёл. Значит, решил уйти. Сделал дело — гуляй смело, так что ли получается? Мол, разгребай свои проблемы сама, а я пойду, тем более что ребёнок, ха-ха, вообще не мой! А я ничего не знаю, моя хата с краю, я белый и пушистый! Я не я, лошадь не моя!..
Маша вернулась из воспоминаний. Она медленно прошла на кухню, нашла ключи отца от маленького шкафчика с алкоголем, достала начатую бутылку заграничного вина, щедро плеснула его в стакан, взяла в руки и уже хотела сделать глоток, но вдруг подумала о маленьком человечке внутри неё, который был абсолютно не виноват в том, что случилось. А она собирается травить его этим вином. Маша подошла к раковине и быстрым движением вылила вино в раковину.
Решение было принято. Она не оглянется назад. От любви к Табакову не осталось ничего. Только ненависть и презрение. Он оказался малодушным негодяем, ничтожеством, полной скотиной. Что ж, теперь это её не волнует. Она продолжит работать, родит этого ребёнка и даже не вспомнит о том, что в её жизни был этот человек.
«Был любимый, да умер, — подумала Маша. — Вернее, человек остался, а любимый умер. Вот такие дела».
Когда родители вернулись во вторник с дачи, Маша, уже спокойная и как будто повзрослевшая, рассказала им всё. Мама, папа и брат, конечно же, были в глубоком шоке. Отец матерился, мама плакала, обнимая дочь, брат всерьёз предлагал собраться с друзьями, подкараулить Табакова и набить ему морду.
— Если что, я могу и один! — кричал Андрей. — За честь сестры, пусть и старшей, пусть и двадцатитрёхлетней, всё равно!
Понемногу все, напившись кто вина, кто валерьянки, успокоились и стали думать, что делать дальше. Решено было, что Андрей, если что, переедет на время к бабушке через улицу, а Маша с ребёнком, которого она уже стала называть Сашенькой, останется пока с родителями. Когда Маша рассказала обо всём Ленке, та долго поносила Табакова в самых отборных выражениях, корила себя, что не уследила за подругой. В довершении всего, Ленка с вызовом уволилась из труппы и ушла на ЛенФильм куда её уже давно звали и администрация, и муж.