Белая рабыня

Попов Михаил Михайлович

Все выжидающе молчали, нужно было что-то отвечать.

— Хорошо, — через силу сказал дон Мануэль, — допустим — только допусстим, — что все, что вы сейчас наговорили, сэр Фаренгейт, не уловка, а правда. Хотя лично мне в это верится с трудом. В самом деле, как можно подставить под полное уничтожение целую тысячу пиратов, притом таких отменных, как вы сами только что говорили, вояк! Но, повторяю, допустим, что все это правда.

— Правда, — спокойно подтвердил гость.

— Так вот, я не могу согласиться на все выдвинутые вами условия.

Присутствующие

испанские офицеры нахмурились. Открыто возражать начальству было не в их правилах, но поведение алькальда им не нравилось и они не собирались слишком уж это скрывать. Сначала он, выкрав девчонку, навлек на город пиратское нашествие, теперь он не хочет ее отдать, чтобы от этого нашествия город избавить.

— Я согласен выполнить только часть ваших условий.

— Какую именно?

— Я готов выдать вам только сына, Энтони Фаренгейта, а дочь я вам выдать не могу…

— Почему? — спросили одновременно и капитан Фаренгейт, и командор Бакеро.

— Потому, что мисс Элен венчается со мной сегодня и, таким образом, становится моей законной женой. «Да прилепится жена к животу мужа своего», — процитировал дон Мануэль.

Испанские офицеры одобрительно зашумели: таинство брака — вещь неприкосновенная. Дон Мануэль почувствовал, что ему удастся выкрутиться. Он вздохнул спокойнее и с вызовом посмотрел на сэра Фаренгейта. Бледное вытянутое лицо капитана побледнело еще сильнее.

— Согласитесь, господа, — обратился он к присутствующим, — я могу признать этот аргумент только в том случае, если моя дочь сама мне сообщит, что она выходит замуж за дона Мануэля. Не забывайте, что она была выкрадена вашим начальником, и, стало быть, у меня есть основания подозревать, что свое согласие она дала под принуждением.

Дон Отранто, командор Бакеро и остальные вынуждены были признать, что это требование законно, хотя и чувствовали, что их начальнику это не очень-то по душе. Дон Мануэль с ненавистью смотрел на своего будущего тестя. Как изворотлив этот англичанин! Его невозможно переиграть!

— А если я все-таки не соглашусь на ваше условие? — спросил дон Мануэль, скрипя зубами.

— Я не открою вам способа легкой и быстрой победы над корсарами.

Алькальд отвратительно осклабился.

— Есть много способов заставить человека говорить.

— Неужели вы думаете, что, направляясь сюда, я не подумал о таком повороте дела, и неужели вы думаете, я не подготовился к такому повороту? — спокойно глядя молодому испанцу в глаза, сказал капитан Фаренгейт.

— Под пыткой начинают говорить даже те, кто не собирался говорить ни при каких условиях.

— Я имел в виду другое. При осуществлении нашего замысла, если мы все-таки договоримся, надо будет в условном месте в условное время подавать некие сигналы. Так вот, вы сможете вытянуть из меня все, что касается времени и места, но вы не сможете вытянуть из меня мой голос. Сигналы, поданные другим голосом, восприняты не будут.

— Хорошо, — сказал, вставая, дон Мануэль, — я доставлю вам доказательство того, что ваша дочь становится моей женой по собственной воле. Только придется

немного подождать.

— Что вы собираетесь делать? — тревожно спросил капитан Фаренгейт. — Вместо меня вы решили пытать Элен?

— Побойтесь Бога, — сказал дон Мануэль, поправляя перья на своей шляпе, — подумайте, каково мне будет с Элен в постели после того, как я пропущу ее через пыточную камеру! Я ведь все-таки собираюсь на ней жениться.

— Учтите, я не приму никаких сомнительных писем или чего-нибудь в этом роде.

Уже стоя в дверях, дон Мануэль обратился к командору Бакеро:

— В мое отсутствие обсудите детали плана с сэром Фаренгейтом, чтобы не тратить времени даром. Я вам полностью доверяю. Я скоро вернусь.

Из залы, где происходило заседание, дон Мануэль быстро прошел по сводчатой галерее в кордегардию и велел дежурному офицеру немедленно направить наряд из пяти человек в тюрьму с тем, чтобы они доставили заключенного Энтони Фаренгейта во дворец. После этого он вышел из здания магистратуры, сел на своего жеребца и поскакал на центральную площадь Санта-Каталаны, к собору Святого Бернарда. Взойдя на паперть, он велел служкам немедленно разыскать ему его преподобие отца Альфонсино. В ожидании он прохаживался перед входом, распугивая голубей.

Тучный настоятель, привыкший все в этой жизни делать медленно, счел нужным поспешить на зов молодого алькальда.

— Ну что, святой отец, — приветствовал его дон Мануэль, даже не подумав преклонить колено для того, чтобы принять благословение, — время пришло и час настал.

— То есть уже завтра, сеньор Мануэль?

— Сегодня, — улыбнулся алькальд.

— Но я же…

— Ничего страшного, и будьте наготове, я могу появиться у вас в соборе со своей невестой в любой момент.

— Но насколько я знаю, она…

— Да, она протестантка. Но мы ведь уже говорили на эту тему. И с вами, и с нею. Она готова принять католичество, но лишь непосредственно перед венчанием.

— Понимаю.

— Так что позаботьтесь, чтобы и перемену веры, и перемену семейного положения можно было произвести за один прием.

Отец Альфонсино неохотно обещал.

Уладив это дело, дон Мануэль пешком пересек мощенную камнем площадь и вошел во дворец, встречаемый приветственными манипуляциями стражников. Уже через несколько секунд он стоял на пороге покоев Элен. Аранта находилась у подруги. При виде напряженного лица дона Мануэля обе девушки замолчали и тревожно переглянулись.

— Вы обратили внимание, мисс, какой сегодня день? — спросил дон Мануэль.

Элен машинально посмотрела в сторону окна.

— Ничего особенного, разве что немного пасмурнее, чем обычно.

— А между тем день сегодня знаменательный.

Дон Мануэль вошел, сняв на ходу шляпу.

— Сегодня день вашей свадьбы.

Элен побледнела, но белое на белом не слишком заметно.

— Для меня это прежде всего день освобождения брата.

Дон Мануэль прошелся по комнате, внимательно ее осматривая, приглядываясь к каждой вещи, как будто собираясь здесь поселиться.