Белая смерть
Шрифт:
— От кого она?
— Управляющий не сказал. Он просто сказал, что пришла важная телеграмма для американского инженера по имени Мак-Кью. Она не оплачена.
— Кому могло взбрести в голову отправлять телеграмму сюда? — раздраженно спросил Мак-Кью. — Вы точно не знаете, от кого она?
— Не знаю, сэр. Знаю только, что пришла телеграмма, очень важная, неоплаченная. Я взял для вас такси, сэр, только вам нужно будет за него заплатить.
На одной из примыкавших к базару улочек, почти перегородив ее, стоял большой черный «Ситроен». Мак-Кью посмотрел на машину, потом на посыльного.
—
— Я не знаю. Телеграмма в отеле.
— Может, это от вашей компании? — спросил ван Хаарнин.
— Вполне возможно. А может, от президента Соединенных Штатов. Хотел бы я знать, кому и за каким чертом понадобилось искать меня в этой дыре?
— Вы поедете со мной на такси? — спросил посыльный.
— Поеду, поеду, — отмахнулся Мак-Кью. — Вас подвезти? — спросил он у ван Хаарнина.
— Я никогда не сажусь вечером в арабское такси, — сказал голландец. — Даже в компании. Лично мне вся эта история кажется дурацкой мистификацией.
— Возможно. А может оказаться и чем-то важным.
— Лучше бы вы не садились в это такси.
— Меня они не обсчитают.
— Здесь бывает и кое-что похуже.
— Не беспокойтесь, — с усмешкой заявил Мак-Кью и похлопал себя по пиджаку. — В их же интересах ничего не затевать.
— И все-таки я бы вам не советовал.
— Да черт побери! — не выдержал американец. — Я побывал в половине самых паршивых городов мира. Знаете, что я вам скажу?
— Что?
— Самым бандитским городом, с которым мне довелось столкнуться, был Сент-Луис. Я подожду вас в отеле. — Мак-Кью повернулся к посыльному: — Давай веди, асассин доморощенный.
Ван Хаарнин понаблюдал, как инженер открыл дверцу «Ситроена», заглянул внутрь и знаком показал посыльному, чтобы тот садился первым. Потом Мак-Кью тоже сел в машину, продолжая держать правую руку за отворотом пиджака. Ван Хаарнин покачал головой и пошел дальше.
В пятидесяти футах от голландца находился полицейский участок. У входа в участок возвышались два одетых в хаки полисмена. Ван Хаарнин на мгновение остановился и о чем-то задумался, хмуро и рассеянно глядя на столпившихся вокруг него уличных торговцев. Потом он энергично тряхнул головой и принялся пробиваться сквозь толпу, направляясь к полицейскому участку.
Кто-то ударил его в бок, прямо под ребра. Ван Хаарнин гневно обернулся, схватился за бок и с изумлением обнаружил, что у него из бока торчит четыре дюйма дерева. Голландец выдернул деревяшку, оказалось, что это рукоятка, а за ней следуют шесть дюймов стального лезвия. У рукоятки оно было полдюйма толщиной, а к острию превращалось в иглу. Это был узкоспециализированный предмет, пригодный лишь для одного — для тихого убийства. Он был любовно сделан из старого напильника и куска прочной древесины. Настоящая ручная работа. Сувенир на вечную память. Кто-то всадил это ему в бок.
Толпа поняла, что произошло. Все подались назад даже раньше, чем ван Хаарнин почувствовал первый толчок боли. Полицейские тоже поняли, что происходит что-то неладное. Они бросились к голландцу, держа свои «ли-энфилды» на изготовку. Ван Хаарнин ощутил приступ слабости и упал на колено. Голландец обнаружил, что держит свой револьвер в руке,
Прошло не больше пары секунд, но убийца уже успел скрыться. Он мог оказаться любым из полусотни столпившихся вокруг зевак. Этого ловкача уже не поймать. Охваченный холодной яростью, ван Хаарнин повернулся в ту сторону, откуда был нанесен удар. Он обеими руками ухватился за рукоятку револьвера, оперся на колено и открыл огонь. Толпа завопила. Мольбы о пощаде звучали почти так же, как вопли о милостыне. «Пусть проваливают к дьяволу! — подумал ван Хаарнин. — Они знали, что происходит!»
Первая пуля сбила с ног средних лет мужчину с повязкой на глазу. Вторая пуля просвистела мимо бледного, как покойник, араба и вонзилась какой-то старухе в спину. Третьим выстрелом ван Хаарнин все-таки попал в бледного араба. «Возможно, это он и есть», — подумал ван Хаарнин.
У ван Хаарнина потемнело в глазах, но он разглядел худого старика. Старик уронил поднос с медными украшениями, остановился, неуверенно посмотрел на голландца и принялся подбирать свой товар. Ван Хаарнин взял старика на мушку, но стрелять не стал. Ни у одного убийцы не хватит идиотизма задерживаться из-за подноса с побрякушками.
Глаза голландца заволокло пеленой. Он почувствовал, как револьвер дважды дернулся, потом кто-то выбил у него оружие. Копы, наверное. Ван Хаарнин хотел сказать им, что у него осталась еще одна пуля — пусть они позволят ему выстрелить. Но он не смог произнести ни слова. Ну надо же стрястись такой чертовщине, и в каких-нибудь пятидесяти футах от полицейского участка! Ван Хаарнину захотелось, чтобы старуха не умирала — он не собирался в нее стрелять. Это просто несчастный случай, захотел он объяснить кому-то. Голландец снова попытался заговорить, но зашатался, упал и потерял сознание.
Глава 4
— Они здесь, — доложил сержант.
— Отлично, пусть заходят, — сказал Гастингс. Сержант отдал честь и вышел.
Лесли Гастингс исполнял обязанности начальника полиции Эль-Фашера. Это был красивый стройный молодой человек с вьющимися светлыми волосами и голубыми глазами — внешность субалтерн-офицера из Британской Индии. Для полноты картины не хватало лишь усов и компании гурков. Непосредственный начальник Гастингса месяц назад угодил в больницу с множественными переломами: его автомобиль столкнулся с автобусом, у которого не было тормозов. Это происшествие выдвинуло Гастингса в начальники полиции и сделало его ответственным за поддержание закона и порядка в районе от Генейны до Эмм-Бела и от Умм-Лахаи в Сахаре до Мумаллаха на границе с Бахр-эль-Газалем. Под его управлением оказалась территория размером с Данию. Это не особо беспокоило Гастингса: Судан вообще был в десять раз больше Великобритании и лишь ненамного меньше всей Западной Европы. Новому начальнику полиции было двадцать семь лет.