Белая сорока

Лускач Рудольф Рудольфович

Урхо обыскал его карманы, нашел второй пистолет, много советских и немецких денег, бумажник, полный документов. Для верности Бушеру связали руки, отнесли его на берег и положили на хвою. Двое остались сторожить, остальные вернулись в поселок. Там уже были пограничники на аэросанях. Один из них отправился вместе с Урхо под скалу, чтобы забрать преступника.

Когда его привезли в поселок, все жители собрались возле саней посмотреть на человека, который хотел уйти от справедливого суда и едва не убил старого Картонена. Старший из пограничников коротко

объяснил, кто такой Бушер, и поблагодарил Картонена за мужество, решительность и самоотверженность, которые он проявил в борьбе с матерым преступником.

Картонен, сгорбленный, стоял рядом в новом пальто, с узелком в руках — а вдруг и его заберут? Когда пограничник договорил, он поднял руку и дрожащим голосом произнес:

— Граждане, товарищи… Должен вам сказать: мне стыдно… Такой похвалы не заслужил. Этого мерзавца проклятого, который хотел, чтобы я помог ему перейти границу, вижу не первый раз. Раньше я с ним…

— Товарищ Картонен, — прервал пограничник старика, — о том, что было раньше, не рассказывайте. Об этом еще будет время поговорить. Но сейчас мы, пограничники, и не только мы, но и все здесь присутствующие видели, как вы действовали в решающий момент. Без вас этот убийца был бы еще на свободе.

Старший из пограничников подошел к рыбаку, пожал ему руку и отвел в сторону. Картонен перебирал узелок, как будто бы он ему жег руки; пограничник указал на него пальцем и спросил, что в нем такое.

— Белье и другое самое необходимое… — ответил рыбак.

Пограничник засмеялся, похлопал его по плечу и сказал:

— Отнесите свой узелок домой. Никто вас пальцем не тронет.

Картонен протер рукой глаза, покачал головой и заспешил со своим узелком к дому.

Бушера, все еще в беспамятстве, отвезли в сельсовет, где его осмотрел фельдшер, вызванный из соседней деревни. Он определил, что у него сотрясение мозга и вывихнуты ноги. Бушера положили в аэросани и отправили в Петрозаводскую больницу.

Все это я узнал от Курилова спустя две недели после того, как Бушер был доставлен в Ленинград. В его многочисленных материалах не хватало одного — признания Бушера. Поэтому Курилов нервничал.

— Это закоренелый преступник, — говорил он, — на вопросы отвечает лишь так: не знаю, не помню. Симулирует потерю памяти. Но опытные врачи, осмотрев его, в один голос утверждают, что у него было лишь слабое сотрясение мозга и сейчас он здоров. Правда, ходит на костылях, вывих еще не прошел. Ему повезло. Другой при падении с такой скалы сломал бы руки и ноги, да и голову разбил бы.

— Как он относится к обвинению в убийстве Хельми Карлсон? — спросил я.

— Делает вид, будто не интересуется, нагло заявляя, что ничего об этом не знает. Однако мы располагаем доказательствами, которые ему еще предъявим. Завтра я буду присутствовать при его допросе, увидим, что он запоет.

Однако на допросе Бушер снова повторил, что ничего о Хельми не знает, апатично смотрел в окно, молчал. Курилов подчеркнул, что своим поведением он лишь отягощает вину, а молчанием подтверждает справедливость

обвинения, но и это не произвело на него никакого впечатления. Бушер пожал плечами и сказал, что не понимает, в чем его обвиняют.

Через два дня Курилов получил список вещей из чемоданов Бушера, спрятанных им в сарае. Очевидно, тот рассчитывал, что Рауминен поможет ему переправить их через границу.

Кроме домашних вещей, в большом чемодане оказались материалы, изобличающие Бушера в шпионской деятельности. Это были сведения о некоторых верфях, на которых строились военные корабли. В маленьком ручном чемоданчике находились драгоценности и золотые предметы. Именно их со «склада» Блохина украл Хельмиг, а затем передал Хельми Карлсон.

Курилов показал драгоценности Хельмигу. Тот подтвердил, что это часть тех, которые он поручил Хельми перевезти за границу.

— Вы признаёте предметы и в случае необходимости можете подтвердить это перед судом? — строго спросил Курилов.

— Признаю, — без колебания сказал Хельмиг.

— Не можете ли нам объяснить, каким образом эти предметы попали в чемодан Бушера?

— Эти вещи я передал Хельми, а она их отдать Бушеру не могла. Их можно было отнять у нее только силой, — хмуро ответил Хельмиг.

На другой день Бушера опять привели на допрос. На вопрос, где он оставил два своих чемодана, Бушер ответил, что не помнит. Курилов прочитал ему показания носильщика с Петрозаводского вокзала. Согласно его описаниям, сомнений быть не могло: речь идет о Бушере. Тот нервно кивнул, и на вопрос, что находилось в чемоданах, пожал плечами и буркнул:

— Домашние вещи.

— Это вы называете домашними вещами? — выразительно спросил Курилов и показал на чемоданчик с драгоценностями и золотом, который по его просьбе только что принесли. Бушер дернулся, его лицо стало восковым. Однако он быстро опомнился и лишь злобно прошипел: «Черти проклятые…»

Курилов прочитал протокол вчерашнего допроса Хельмига. Закончив, он снова посмотрел на Бушера. Казалось, что тому стало не по себе, он уперся своими костылями в стену. Курилов размеренно произносил слово за словом, словно вбивая их в память допрашиваемого:

— Бушер, показания вашего соотечественника Хельмига меняют вашу судьбу. В них дальнейшие и бесспорные доказательства, что именно вы убили и ограбили Хельми Карлсон.

— Хельмиг лжет. Этот кусок бумаги с его подписью подделка… Меня не проведете…

— Вы напрасно выходите из себя, это здесь неуместно, — заметил Курилов. — Лучше признайтесь, это облегчит ваше положение.

— Напрасно стараетесь, ничего вам не скажу, потому что… — Бушер замялся, подумал и добавил: — Потому что ничего не знаю, ничего не помню.

— Ваши друзья освежат вашу память во время суда.

— Никого не знаю.

— Вы только что утверждали, что Хельмиг лжет. Значит, его-то знаете…

— Презираю этих марионеток… Знать их не хочу!

— Почему же вы тогда следили за теми, кто навещает Хельмига в больнице, почему преследовали Хельми Карлсон?