Белая трость калибра 7,62

Нефф Онджей

Он вскочил, чуть не опрокинув кресло, и ринулся к двери.

– Данеш, вы нам нужны, чтобы стрелять. Против нас – не люди. Поймите, они не люди…

Данеш отпустил дверную ручку и повернулся к полковнику.

Экран светился яркими красками. Уже двадцать восемь часов продолжалось это удивительное зрелище. В помещении находилось восемь человек. Пять часов назад они заступили на дежурство, через три часа их сменят. Каждый ощущал особую приподнятость: они видели это первыми. Агентства новостей вскоре разошлют по всему миру магнитные копии снимков планеты. Но даже самая совершенная запись

бессильна вызвать магическое ощущение причастности к происходящему.

Все молчали. К чему разговоры? Их объединяли общие чувства. Им казалось, что они сами летят над планетой. Они прекрасно знали Нептун по фотографиям и подробным картам, сделанным предыдущими зондами, но тем большим был их интерес. Новые камеры «Зари-6» так совершенны, что на экране можно было различать мельчайшие детали, о которых раньше никто не имел представления. Найдутся ли здесь следы внеземных цивилизаций? Никто не задал вслух этот вопрос, но он вертелся у всех в голове. Восемь лет назад, когда «Заря-6» пересекала систему Юпитера, их предшественники сидели перед этим же экраном точно с такой же надеждой…

Вдруг края экрана почернели, с обеих сторон к его середине двинулась непроницаемая завеса.

– Что такое, черт побери? – воскликнул главный по смене, Мисарж. – Похоже, кто-то задернул занавес!

Все склонились над контрольными пультами. Счет шел на секунды, необходимо как можно скорее выявить причину неполадок. Где сбой? «Наверху» или здесь, в бункере центра управления?

– У меня все в норме, – доложил дежурный связист.

– У меня тоже, – присоединилась к нему инженер-энергетик.

– В норме… в норме… в норме…

Все восемь наземных составляющих проекта «Заря-6», образовывавших с зондом единое целое, работали нормально. Основное находилось здесь, глубоко в подземелье здания из бетона и стали. Лишь небольшой, но гораздо более известный мировой общественности блок был «наверху», неподалеку от Нептуна.

– Что происходит?

– Не знаю, – сказал связист. – Похоже на то…

– Договаривай.

– Чушь, конечно, но похоже, что вы правы. Кто-то в самом деле занавесил объектив.

Мисарж рассерженно запыхтел, но связист не сдавался:

– Вы видели когда-нибудь, чтобы экран гас одновременно с двух сторон? Да это технически невозможно! Чем больше я об этом думаю, тем больше начинаю верить в занавес. Товарищи, а не могли там спуститься защитные жалюзи? Или, допустим, солнечные батареи развернулись…

– Ничего не опускалось и не разворачивалось, – обиженно сказала инженер. – Я докладывала, а ты, наверное, не слышал.

– Да слышал, слышал, – проворчал связист. – Я подумал, а вдруг ты что-нибудь упустила?

– Хватит об этом, – быстро проговорил Мисарж, чтобы пресечь возможную ссору. – Переключаемся на Байконур. Контрольный центр нам что-нибудь подскажет.

Не успел он коснуться сенсоров, как экран вновь озарился.

Они увидели пустой зал: покатый пол, стены и потолок овальные. Изображение было столь четким, что Мисарж в первую минуту предположил, что на экран центра по ошибке попала какая-то телевизионная программа. Но тут же отогнал вздорную мысль. Это невозможно, экран составляет неделимое целое с электронной системой приема информации. Не надо быть экспертом, чтобы определить: на экране отнюдь не программа земного телевидения. Почему этот зал выглядит столь странным? Металлические стены с пустой

сетью шпангоутов, рельсы на покатом полу, двустворчатые ворота на заднем плане. Каждый из восьми наблюдателей обратил внимание на разные вещи. Мисарж, к примеру, смотрел на рельсы. Почему они не проходят по середине зала, как проложил бы их земной конструктор? Сдвинуты вправо и причудливо изгибаются. Ведут к воротам. Почему их створки не прямоугольны и не симметричны? Почему опорные конструкции перекрещиваются под непривычным углом, почему у них разная толщина? Да и пол не назвать идеально гладким… Лишь в силу инерции человеческий глаз наделял все это знакомыми земными пропорциями. Мозг отказывался признавать искривление того… что должно быть прямым! По мере того, как люди всматривались в изображение, оно все больше напоминало им нечто органическое, далекое от мира техники. Такая внешне нецелесообразная ассиметрия, присущая каждому живому организму, начиная с простейших и кончая тканями человеческого тела, на самом деле строго функциональна.

Какая техника создала этот зал? Может быть, биотехника? Зал, выросший из семечка… Смешно!

Однако всем было не до смеха.

– Длина зала – пятнадцать метров, высота – четыре, – сообщила Дана Мразкова, ответственная за камеры «Зари-6».

– Как ты это вычислила? – удивился Мисарж.

– Я рассчитала по экспозиционным параметрам нашего объектива. Глубина резкости четыре метра, диафрагма два и восемь.

– Что? Кто установил другую резкость?

Мразкова не отвечала. Связист сказал:

– Так что это были не жалюзи и не занавес. Вот эти самые двери.

– «Зарю» взял на борт чей-то космический корабль, – воскликнул кто-то. – Люди добрые, я сейчас свихнусь!

Мисарж почувствовал, что как руководитель должен произнести сейчас какую-то историческую фразу. «Маленький шаг для человека – гигантский скачок для всего человечества», или что-нибудь в этом роде. Однако в голове у него, как назло, вертелось одно: «Елки зеленые, видел бы это братишка!»

– Вот они! – закричала Мразкова.

Слева в поле зрения появились две прямые фигуры. Одна остановилась, другая направилась к центру зала, где изображение было особенно четким. Если расчеты Мразковой верны и высота помещения действительно составляла 4 м, инопланетяне были примерно человеческого роста.

Слезы заволокли глаза Мразковой.

– Как люди… совсем как люди… – всхлипывала она.

Инопланетянин приблизился к зонду. Изображение дрогнуло, словно он неосторожно задел зонд. Кто-то манипулировал с объективом, будто пытаясь отрегулировать резкость. Это не удавалось, изображение было расплывчатым. Экран показывал инопланетянина по пояс, но очень размыто – разглядеть лицо было нельзя.

– На какую глубину можно навести резкость? – неуверенно спросил Мисарж.

Мразкова была не в состоянии ответить.

– Не реви! – заорал Мисарж. Нервишки и у меня расходились, виновато подумал он тут же. – Прости, Дана… Ну, успокойся же.

– Ах я, идиотка, – причитала девушка. – У объектива фиксированная резкость, ее нельзя изменить. Я не знаю, как им это удалось.

Мразкова закрыла лицо руками. Никто уже не обращал на нее внимания.

– Они навели резкость!

«Укрепили на объективе какую-нибудь насадку, – мелькнуло в голове Мразковой. – А я, курица, ничего не вижу. И что я за истеричка, сломаться в такую минуту!»