Белая змея
Шрифт:
— Она ехала на запад?
— Так мне сказали. Она пропала, словно белый дым. Хотя по всему Вар-Закорису теперь ходит легенда о воскресшей богине. В некоторых закорианских деревнях, далеко в лесах, ты найдешь ее алтари. Сейчас появился новый план — послать на запад людей, миссию обреченных. Леса непроходимы. Сердце Таддры всегда было землей потерянных. Даже боги и герои пропадают там навсегда. Джунгли крайнего запада глубже, чем самые глубокие моря. Тем, кто туда входит, нужны крылья. Но это значит, что эманакир летают, — неожиданно заключил Казарл. — Она говорила тебе об
Треснувшая лампа погасла. Другая тоже, но без всякого предупреждения.
— Духи подслушивают, — раздался в темноте голос шансарца. — Или у тебя есть сила. Да, я уверен, что это так. Во время скачки по утесам я чувствовал это.
— Колесницы живут собственной жизнью. Это тебе скажет любой настоящий колесничий.
— Это и есть Сила. Но вы, Висы, всегда приписываете ее внешнему миру. Ваши боги печальны, но опасны, потому что вы вкладываете в них слишком много, — Казарл склонился вперед. Его голос понизился до шепота: — Вардийцы могут убить тебя — настолько велик их страх.
— Меня предупреждали об этом.
— И ты все равно пришел сюда? Значит, это она позвала тебя. Выйдя на свободу, пойдешь ли ты в город на западе, который то ли существует, то ли нет?
— Если это зов ведьмы, наверное, у меня нет выбора, — ответил Регер, помолчав мгновение, и добавил: — Но что я должен тебе?
Судя по звону драгоценностей на запястьях и поясе, Казарл встал.
— Было одно мгновение, когда мы бок о бок неслись на колесницах. Подумал ли ты тогда: «Братья, которые сражаются за право первородства»?
— Да.
— Ты владеешь мысленной речью. Совсем чуть-чуть, слабым прикосновением. Не настолько, чтобы твой висский мозг сошел с ума. Сейчас в темноте мы заключаем сделку. Не спорь, Регер эм Ли-Дис. Некоторые вещи в этой жизни обязаны случаться. Наверху Сорбел весь изошел на пену, но я уговорю лорда-правителя. Мы пойдем на запад, ты и я.
Вторая лампа, недавно угасшая, вспыхнула и с шипением начала светить. Когда Казарл стукнул в дверь камеры и вышел, она снова ярко загорелась.
— Его спрашивали долго, и он отвечал открыто. Писцы занесли его рассказ на бумагу. Но он Вис. Как можно подумать, что он сообщник эманакир?
Сорбел стоял, заслоняя рассвет в высоком окне лорда-правителя.
— Его не допрашивали с пристрастием, мой повелитель.
— Не знал, что тебе нравится пытать людей.
— Мы вступили в войну, мой повелитель, и вам это известно. В войну против магов. Сначала мы считали себя частью избранных и друзьями белой расы, такими же светлыми, как и они. Но эманакир — альбиносы и присвоили себе знак белой змеи. Даже их собственный народ-прародитель, люди Равнин, стал чужим Лишенным Тени. Поэтому выходит, что мы подвергаемся риску наравне с темными людьми Дорфара и Элисаара и почти не способны защитить себя.
— Я уже усвоил все эти истины, Сорбел.
— Они могут напасть на нас так и тогда, когда пожелают. И они нападут на нас, потому что это враждебный и высокомерный народ, к тому же наделенный Силой. Разве мы, находясь в таком положении, можем оставить без внимания даже
— Как заметил этот Регер, тебя, Сорбел, тоже могли бы счесть колдуном на юге, востоке и в Междуземье.
— А Казарл — шансарец и сумасшедший, как и весь его народ.
Лорд-правитель слегка рассмеялся. Он очень устал и мечтал о простых радостях жизни — завтраке и сне.
— Да, Казарл — шансарец.
— С другой стороны, мой повелитель, мы знаем, что он богатый искатель приключений. Если неистовство толкает его к городу на западе…
— Возможно, город существует. Возможно, что он его найдет. Это может обернуться нам на пользу.
— Найдет с помощью Регера Лидийца.
— Обдумай все, Сорбел, — произнес лорд-правитель. — Если Регер был ее любовником, причем любимым до такой степени, что она спасла его — а похоже, что так оно и было, — то, скорее всего, она хочет, чтобы он вернулся. Возможно, если разрешить ему беспрепятственно добраться туда, установится сверхъестественное равновесие. Тебе, Сорбел, должна быть известна ценность таких сделок.
— Мне снятся сны, — отозвался Сорбел. — Жена говорит, что я кричу, пока она не разбудит меня. Я лежу в ее объятиях, как ребенок, содрогаясь от ужаса, и не могу вспомнить, почему так, где я побывал и что видел.
— Казарл отправится в свое путешествие вне зависимости от решения совета Заддафа. Так пошлем Лидийца с ним. Они никогда не вернутся из лесов, потому что оттуда никто не возвращается. Возможно, через десять лет мы будем все так же обсуждать этот вопрос. А может быть, наши страхи по поводу эманакир — всего лишь дурной сон. Богиня разбудит нас, и мы будем лежать в ее объятиях.
Сорбел отвернулся от окна. Свет восходящего солнца обтекал его.
— Когда при мне в Совете пересказывали сплетни о чародеях, которые теперь способны возвращаться после смерти, я отмахивался от глупой болтовни, — проговорил он, черный на фоне света за спиной. — Но здесь, в личной беседе, я могу сказать, что верю им. Словно кто-то шепчет мне в ухо, ночью, в темноте: против сверхъестественного врага, который ненавидит нас и умеет не умирать, любая борьба безнадежна. Или нет?
— Борьба зачастую бесполезна, — ответил лорд-правитель. — А надежда, как злая гадюка, соблазняет лишь для того, чтобы больнее укусить. Но даже если так, должно быть какое-то иное состояние — не отчаяние, не надежда и не борьба. Какая-то вера или знание, не имеющее имени, но определенное. Зацепись за него, Сорбел. Или позволь ему поймать себя и унести.
Дорфарианский агент Галутиэ воссоединился со своими людьми на постоялом дворе. Злобно размахнувшись, он швырнул золото на стол, и пока головорезы ругались и дрались из-за него, объявил:
— Недодали. Эти ублюдки урезали нам плату.
Он был возмущен покровом секретности, под которым действовал совет союзников в Заддафе. Правда, обходными путями ему удалось выяснить, что Регер в тюрьме, но это не слишком обеспокоило Галутиэ. Дорфарианский таддриец, имеющий призрачного прадедушку с Равнин, отнесся к этому философски и перевел свой взгляд на другой предмет.