Белгравия

Феллоуз Джулиан

– Ты говоришь так, словно мы непременно пойдем туда.

– Отец наверняка решит, что вы должны это сделать, – раскрыла свои карты Сьюзен.

Это был существенный аргумент. Анна и сама понимала, что Джеймс не позволит жене отказаться, а невестка будет досаждать ей, пока не добьется своего. Спокойствие в доме дороже всего, а сопротивление в любом случае бесполезно.

Рассудив так, Анна в тот же вечер села за письменный стол, взяла перо и написала леди Брокенхёрст ответ, в самых вежливых выражениях попросив, чтобы их сыну Оливеру и его жене Сьюзен тоже было дозволено присутствовать на этом вечере. Запечатывая конверт воском, Анна уже знала, что ее просьбу расценят как дерзкую и, возможно, бестактную, но знала она также и то, что леди Брокенхёрст не откажет.

Но чего

Анна не ожидала, так это ответного письма. Получив его, она уронила листок. Ее сердце билось так стремительно, что она едва могла дышать. Пришлось снова перечитать. В конверте, вместе с еще одним пригласительным билетом, на имя мистера и миссис Оливер Тренчард, лежала записка, в которой было коротко сказано:

Я пригласила к нам Чарльза Поупа.

4. Прием на Белгрейв-сквер

Было уже почти десять часов. У Анны Тренчард дрожали руки, а живот от тревоги скрутило в узел. Она глядела на себя в зеркало, мысленно заставляя Эллис, которая возилась с прической, поторопиться. Итак, последние завершающие штрихи, и сейчас все будет готово. На Анне была надета диадема, и несколько шпилек кололи голову. Можно не сомневаться, вечер еще не кончится, как она заработает себе головную боль.

Анна бросила взгляд на позолоченные часы, стоявшие на камине. Циферблат поддерживали два мрачноватого вида херувима. В экипаже до Белгрейв-сквер было меньше пяти минут езды. Невежливо будет приехать намного раньше назначенного времени, но она не могла больше ждать.

Анна сама на себя удивлялась: прежде она редко испытывала воодушевление от выхода в свет. Но, с другой стороны, часто ли случаются такие события: она ведь целых двадцать пять лет ждала встречи с собственным внуком.

Правду ли говорило письмо леди Брокенхёрст? Анна не могла заставить себя до конца поверить.

«Каков, интересно, мальчик собой?» – думала она, поправляя алмазное collier de chien [17] . Раньше у Чарльза были светло-голубые глаза, совсем как у Софии, но ведь все младенцы рождаются голубоглазыми, так что, вполне вероятно, цвет изменился. Анна помнила его запах, теплый, нежный, молочный, и его пухлые маленькие ножки, и коленки с ямочками, и крепкую хватку крошечной ручонки. Помнила все эмоции, которые пережила много лет назад: и обиду на то, что он лишил ее дочери, и невозможную, терзающую душу грусть, когда младенца забрали. Как одно маленькое, беспомощное человеческое существо может вызывать такие чувства? Анна взяла на руки Агнессу, которая сидела у ног хозяйки. Ее искренняя, безусловная любовь согревала душу – или, может быть, такса проявляла верность лишь в силу необходимости, понимая, что иначе останется без еды? Чувствуя вину за то, что усомнилась в преданности собаки, Анна поцеловала ее в нос.

17

Колье-«ошейник» (фр.).

– Готова? – спросил Джеймс, просунув в дверь лысеющую голову. – Сьюзен и Оливер уже ждут в холле.

– Мы не должны приехать туда первыми, – сказала Анна, улыбнувшись энтузиазму Джеймса: для него не было ничего желаннее, чем попасть на пышный светский прием, а немногие из приемов отличались большей пышностью, чем «домашний вечер» в Брокенхёрст-Хаусе.

– Первыми мы и не приедем. На обед уже соберется целая толпа.

Замечание было вполне справедливым. Они находились, так сказать, во втором ряду приглашенных. Анна знала, что Джеймс душу продал бы, чтобы оказаться в списке гостей, приглашенных к обеду, но сегодня он был слишком воодушевлен, чтобы подобная мелочь испортила ему настроение. Было странно наблюдать, как в своем горячем стремлении быть принятым в Брокенхёрст-Хаусе муж словно бы забыл о главном, что связывает их семьи. Видимо, предполагалось, что они должны вести себя так, будто у них никогда и не было общего внука. Если Чарльз Поуп действительно появится на приеме, это станет

для Джеймса отрезвляющим ударом, но волновать его сейчас не было смысла.

– Ну ладно. – Анна встала. – Эллис, принесите, пожалуйста, мой веер. Новый, «Дювельруа».

Несмотря на щедрость Джеймса, Анна мало интересовалась модой, но веера были одной из немногих ее слабостей. У нее собралась неплохая коллекция. «Дювельруа», изящно сделанный и расписанный вручную, был одним из лучших, и Анна приберегала его для особых случаев. Эллис подала веер госпоже. На нем была изображена французская королевская семья, которую десять лет назад возвела на трон революция. Анна засмотрелась на престарелого тучного монарха. Долго ли еще он будет держаться за эту беспокойную жизнь, которую символизирует коварная корона? А сколько времени она сама сможет хранить свою тайну? Как долго Тренчарды будут наслаждаться благоволением судьбы, пока все не рухнет?

Ее мысли прервал нетерпеливый голос Джеймса:

– Нельзя, чтобы лошади простыли.

Она кивнула и, прижимая веер к груди, попыталась успокоиться, пока шла вслед за бодро шагающим к лестнице мужем. Как она надеялась, как молилась, чтобы он понял, каких трудов ей стоило нарушить молчание.

«У меня не было иного выбора, – твердила себе Анна. – И может быть, со временем Джеймс меня простит».

Когда они спустились вниз, она поняла, что ошибалась, считая, будто муж выбросил эту историю из головы.

– Не забудь! – Джеймс легонько тронул жену за рукав. – Ничем не напоминай о том деле. Я категорически запрещаю!

Анна кивнула, но сердце у нее упало. Разумеется, в ту же секунду, как их с мистером Поупом представят друг другу, Джеймс поймет, что тайное стало явным. И что тогда? Бедняжка разрывалась между ужасом разоблачения и трепетом ожидания.

Тут Анна заметила, что не она одна взбудоражена до предела. Сьюзен сегодня тоже была гораздо оживленнее, чем обычно. Она зачесала каштановые волосы наверх и надела parure [18] из ожерелья, браслета и сережек. Но главное, невестка, вопреки своему обыкновению, не выглядела угрюмой и радостно улыбалась. Наконец-то Сьюзен удалось взять эту цитадель приступом, и она явно намеревалась выжать из своего успеха все возможное. Она три дня просидела с портнихой, добавляя последние штрихи к наряду. Наверное, это было слишком по-ребячески для молодой матроны, но результаты впечатляли: сегодня Сьюзен и впрямь выглядела невероятно хорошенькой. Анне пришлось это признать.

18

Гарнитур (фр.).

– Как чудесно у тебя лежат волосы, – любезно заметила свекровь.

Она искренне хотела начать вечер на дружеской ноте, но промахнулась. У Сьюзен в волосах сверкали бриллиантовые звезды, и они на самом деле выглядели очень красиво, но лицо женщины моментально помрачнело.

– Жаль, что у меня нет диадемы, – сказала она. – Я бы сегодня ее непременно надела.

– Надо будет потом это исправить, – рассмеялся Джеймс. – А теперь – все на борт!

И первым вышел на улицу, где у тротуара ждал экипаж. Анна решила пропустить замечание невестки мимо ушей. Право, не было ничего более утомительного, чем постоянное дотошное внимание со стороны Сьюзен. Сколько Анна потратила у модистки? Сколько сапфиров в этой брошке? Это была одна из причин, по которой Анне особенно не хотелось жить под одной крышей с сыном и его становившейся все более алчной женой.

Дорога до Брокенхёрст-Хауса заняла мало времени: с того момента, как две семейные пары Тренчард сели в экипаж, и до того, когда они вышли из него на углу Белгрейв-сквер, прошло всего несколько минут. Лакей открыл дверь и провел их мимо расшитых золотом диванов в холл с черно-белым мраморным полом, подвел к великолепной лестнице из зеленого малахита, вдоль которой с обеих сторон неподвижно стояли другие лакеи. С лестницы уже были слышны оживленные голоса гостей.

– Интересно, сколько народу Брокенхёрсты накормили до нас? – шепотом спросила Сьюзен у мужа, подбирая юбки.