Белки в Центральном парке по понедельникам грустят

Панколь Катрин

Она опомнилась: под ногами серый асфальт, ледяной холод сковал горло…

Он молча толкнул дверь подъезда.

Потом обернулся и поинтересовался, есть ли у нее деньги на такси или, может, поймать ей машину.

— Как джентльмен я не забываю о таких вещах!

— Я… я… справлюсь без твоей помощи и без твоей…

И, не находя более достаточно злых, унизительных и убийственных слов, она сжата кулаки, наполнила холодной яростью легкие, взметнула бурю из самых глубин своего существа и заорала, заорала в черноту лондонской ночи:

— Будь ты проклят, Гэри Уорд, гореть тебе в аду, не хочу тебя больше видеть! Никогда!

Потому что…

Только это она и могла сказать. Все, что в рот попало. Все, что могла выговорить, когда ей задавали вопросы, которых она не понимала.

— Ну так как, мадам Кортес, вы не собираетесь переехать «после того, что случилось»? Вы так дорожите этим местом? Сможете жить в этой квартире?

Голос понижается на тон, все облекается в кавычки, движения становятся вкрадчивыми,

вид — приторно-заговорщицким, словно говорится о чем-то запретном: «О, это странно, не совсем здорово, что ли… Почему вам нужно тут остаться? Почему бы не переехать и не забыть обо всем этом? Ну скажите, мадам Кортес?»

Потому что…

Она говорила, выпрямившись и устремив глаза в пустоту. В очереди в универмаге, в булочной. Хотя вольна была не отвечать. Вольна была не делать вид, что отвечает.

— Вы неважно выглядите… Вам не кажется, мадам Кортес, что вам следует обратиться за помощью, сама я об этом ничего не знаю, спросите у кого-нибудь… кто мог бы вам помочь… такое горе! Потерять сестру — такое горе, от этого не так-то просто оправиться… Кто-то должен помочь вам выплеснуть все это…

Выплеснуть… Выплеснуть воспоминания, как ведро помоев?

Забыть улыбку Ирис, большие синие глаза Ирис, ее длинные черные волосы, остренький подбородок, грустный и смеющийся взгляд Ирис, браслеты, звенящие на запястьях, дневник последних дней Ирис, крестный путь Ирис, счастливый и тревожный, в пустой квартире в ожидании своего палача, и этот вальс в лесу при свете фар?

Раз-два-три, раз-два-три.

Медленный, медленный вальс…

— …Вам следует успокоиться, прогнать мучительные воспоминания. Вы будете лучше спать, у вас не будет кошмаров, у вас же бывают кошмары, не так ли? Вы можете мне доверять, мне от жизни доставалось, знаете… И у меня был свой крест…

Голос делается тихим, вкрадчивым, тошнотворным, липким, он вытягивает из нее откровенность.

— Почему, мадам Кортес?

Потому что.

— …или вам надо вновь заняться профессиональной деятельностью, вновь взяться за перо, написать новый роман… Это вас отвлечет, займет ваши время и силы, некоторые утверждают, что писательство лечит, что это как терапия… перестанете сидеть в четырех стенах и думать о… ну, вы понимаете, об этом… этом… — Тут голос падает, затихает, делая стыдливую паузу… — О том, о чем нельзя говорить. А почему бы вновь не взяться за вашу любимую эпоху — двенадцатый век, а? Вы ведь изучаете двенадцатый век? С ума сойти! Да вас часами можно слушать! Я тут давеча говорила мужу — эта мадам Кортес просто кладезь мудрости! Даже интересно, где она все это раскопала? Почему бы не поискать там другую историю, вроде той, что принесла вам удачу, а? Там же их, наверное, хоть лопатой греби!

Потому что…

— А вы можете написать продолжение! Все только того и ждут! Тысячи людей, уверяю вас, сотни и тысячи этого ждут! Какой ведь успех имела та книжка! Как там она называлась? «Такая красивая королева», нет? Нет… Как-как вы говорите? Ах, ну да! «Такая смиренная королева», я-то сама не читала, времени нет, мне не до того, стирка да глажка, ребятишки, вся в трудах, вся в трудах, но вот невестка ее обожает, обещала принести, как только заберет у подруги, та выпросила почитать… Книжки-то нынче дороги… Не всем повезло в жизни… Ну так что, мадам, как насчет небольшого продолжения? А что еще вам делать? Я, если бы времени было побольше, уж точно написала бы! О! Я сейчас расскажу вам историю своей жизни, может, это вас вдохновит? Уж точно не соскучитесь!

Руки самодовольно смыкаются на груди. Глазки маслянисто поблескивают под прищуренными веками, шея вытягивается. Маска пристойного сочувствия. Обезьянья пародия на милосердие. И ведь про себя при этом приговаривает: «Я выполняю свой долг, я пытаюсь вернуть бедняжку мадам Кортес к жизни, я воодушевляю ее и подбадриваю. Если она выкарабкается, то лишь благодаря мне…»

Жозефина улыбалась. Вежливо и сдержанно.

Потому что…

Она все время повторяла эти слова. Они служили для нее заслоном, оборонительной насыпью. Они заслоняли ее от любопытных носов и алчных до сплетен губ, нашептывающих вопросы. Отделяли стеной, за которой она уже не слышала вкрадчивых голосов, она читала слова по губам, ощущая жалость и отвращение к людям, которые не могли удержаться от разговоров, от общения с ней.

Она изолировала себя от них, обезвреживала злые языки, обрубала звук.

Потому что…

Потому что…

Потому что…

— Бедняжка мадам Кортес, — должно быть, думали они, удаляясь. — Все у нее было, а теперь ничего не осталось. Одни слезы. Должна сказать, такое не с каждым случается. Обычно про такое читают в газетах и думают при этом, мол, с нами-то такого и быть не может. Сперва я даже не поверила. Но по телевизору показали. В криминальных новостях. Да-да, вот так. Я подумала — да не может быть! Оказаться в самом центре такой истории! Нет, ну сами видите, незаурядная ситуация. Ах! Вы что, в самом деле не знаете, о чем речь? Где ж вас носило этим летом, а? Во всех газетах пропечатали! История обычной женщины, совершенно обычной, ну вот как вы и я, с которой происходили необыкновенные события… Да-да, уверяю вас! Сначала ее бросает муж и уезжает в Кению разводить крокодилов! Именно так, в Кению, на крокодилью ферму! Он думал

на этом подняться и сколотить состояние! Тоже мне, Тартарен из Тараскона! А бедняжка остается одна во Франции с двумя крошками и без гроша в кармане — но с кучей долгов. Она уж не знает, куда приткнуться. Обжегшись на молоке, дует на воду, как говорится. А у нее была сестра, которую звали Ирис… Вот тут и завязывается история… Очень богатая, очень красивая, очень заметная — и при этом ее терзает смертельная скука. Хотя у нее-то было все: прекрасная квартирка с чудной мебелью, прекрасный муж, прекрасный сынишка — примерный ученик, преданная няня и веер кредиток. Никаких забот! Живи себе и радуйся! Вы следите за моей мыслью? Ну вот… ей этого показалось мало. Она мечтала стать знаменитой, выступать по телевизору, позировать для журналов. И значит, как-то вечером, на званом ужине, она объявляет, что собирается писать книгу. Слово, как говорится, не воробей… Все начинают ждать от нее книгу. Спрашивают, о чем книга, сколько уже написано, как идет работа и прочее! Она уже не знает, что отвечать, впадает в панику, у нее начинаются жуткие мигрени… И тогда она просит бедняжку мадам Кортес написать за нее. А мадам Кортес изучала историю Средневековья и писала мудреные исследования про это время. Мы-то уже не помним, а этот период истории когда-то существовал! Это был ее кусок хлеба. Ей платили, чтобы она копалась в этом старье. Да-да, представьте себе, есть люди, которые всю жизнь занимаются давно забытыми вещами! А какой с этого прок, собственно говоря? Если хотите знать мое мнение — никакого… А ведь на это тоже идут деньги налогоплательщиков! Потом удивляемся, куда они деваются… Ну, я отвлеклась… Короче, сестра просит ее написать книгу, и, конечно же, бедняжка мадам Кортес соглашается. Ей деньги нужны, ее можно понять! И потом, она никогда ни в чем не отказывала сестре. Говорят, обожала ее — дальше некуда. Это уже не любовь, а какое-то обожествление. С детских лет сестра водила ее за нос, унижала, помыкала ею, а та все терпела. Ну и вот, она пишет книгу, что-то про свое Средневековье, все хвалят, я так не читала, времени нет, до того ли, уж мне есть чем заняться, кроме как портить глаза над всякими сентиментальными глупостями, пусть даже историческими… Книжка выходит в свет. Успех сногсшибательный! Сестрица мелькает в прессе и на экране, продает публике все что ни попадя — рецепт яблочного пирога, букетики цветов, свой школьный дневник, сводки погоды, ну вы понимаете… В каждой бочке затычка, как говорится! Лишь бы на виду, чтобы все о ней постоянно говорили. Чтобы все время быть в центре внимания, и не дай Бог где-то о ней не напишут… И тут разражается скандал! Дочь мадам Кортес, Гортензия, старшенькая, та еще стервочка, между нами говоря, пробирается на телевидение и обо всем рассказывает! В прямом эфире! Девочке палец в рот не клади, это точно! Красотка Ирис Дюпен разоблачена, все тычут в нее пальцами, смеются, она не в силах этого перенести и на несколько месяцев пропадает в частной клинике, но выходит оттуда в совершенно разобранном виде — одно лечат, другое калечат, ну как обычно. Сделали из нее наркоманку! Накачали снотворными! А тем временем муж… Муж мадам Кортес, который сбежал в Кению… Ну вот, мужа этого сожрал крокодил… Да-да, вы не ослышались! Жуткая история, просто жуткая, я ж говорила, нечто из ряда вон… И бедняжка мадам Кортес остается вдовой, с ненормальной депрессивной сестрой-алкоголичкой, которая, желая утешиться, бросается прямиком в объятия убийцы! Невероятная история, прямо скажем. Если бы это не я вам рассказала, вы бы небось и не поверили! Мужчина, так сказать, в самом расцвете сил, красавец, обеспеченный, с прекрасным положением в обществе, безупречной репутацией, банкир, денег куры не клюют, всякие там смокинги-запонки, все на месте. А сам — убийца! Да-да! Именно так! Прям настоящий маньяк, серийный убийца! Не то чтобы одну зарезал! Дюжину, не меньше! И все женщины, естественно! С ними же легче справиться!

У кумушек в очереди за длинным батоном раскрываются рты, загораются глаза, сердца бьются чаще…

А повествовательница, наслаждаясь этим интересом, уже не может отпустить аудиторию и, набрав в легкие воздуха, продолжает…

— Да, забыла сказать, он жил в том же доме, что и мадам Кортес. Она и познакомила его с сестрой, представляете, как она должна себя за это корить! Небось целыми днями кусает локти, пока у нее перед глазами все прокручивается и прокручивается эта история. И не может сомкнуть ночью глаз, совесть ее мучит, мучит… Она даже, верно, говорит себе, ежели хотите знать мое мнение, что сама убила свою сестру. Я-то ее знаю как облупленную, все на моих глазах, соседка как-никак… Ну нет, не совсем чтобы соседка, но соседка подруги моей невестки… Она, она сама толкнула сестру в объятия убийцы, да-да… Я, кстати, его как-то видела в мясной лавке за углом, вот как вас сейчас… Рядом стояли в очереди в кассу, у него еще в руке был такой красивый красный кожаный бумажник, не из дешевых, я хорошо разглядела… Надо сказать, интересный мужчина… Маньяки, говорят, часто бывают обаятельными… Ну да, им же надо охмурить свою жертву. А на какого-нибудь урода женщина и не польстится… И не получит ножом в сердце, как бедняжка Ирис Дюпен…

Жозефина все это слышала.

Слышала, не слушая.

Она читала это по спинам очереди в универмаге.

Смахивала с себя, как пауков, быстрые взгляды любопытных.

И знала, что все разговоры заканчивались одним и тем же: «…Ее сестра — совсем другое дело. Очень красивая женщина. Элегантная, утонченная, красивая — глаз не отвести! Глаза как бездонные озера! А какая стать! Роскошная женщина! Ничего общего с бедняжкой мадам Кортес. Небо и земля».

Она оставалась все той же.