Белла Ахмадулина. Любовь – дело тяжелое!
Шрифт:
Стихи Беллы Ахмадулиной – это стихи женщины, которая не позволила себе быть несчастной. По-видимому, посчитала это недопустимым жеманством. Или, возможно и скорей всего, посчитала, что ей это не по чину. (Вот Ахматова – другое дело. Ей было можно.) И это ахмадулинское ненесчастье – самое ценное в ней, самое дорогое и самое честное. Ибо мы – люди, усвоившие весь ХХ век и первые 10 лет этого, – больше не имеем права быть несчастными.
Просто потому, что знаем о времени и о себе нечто такое, что не позволяет нам этого. Быть горькими, беспощадными, жесткими, манерными и трагическими, смешными или жалкими – да.
А вот несчастными – нет.
Ни Бродский, ни Ахмадулина, ни Шварц – такие вещи себе уже не разрешали. И нам –
И это самый главный урок Беллы Ахмадулиной, который она нам дала.
Дмитрий Воденников, поэт и эссеист.
Этот Дом пионеров и школьников Красногвардейского района (такое было его полное название), сыгравший важную роль в жизни Беллы Ахмадулиной, располагался на Покровке, в доме номер 22, на втором этаже. Этот некогда роскошный особняк в редком для Москвы стиле растреллиевского барокко, известный как «дом-комод», принимал в своих стенах многих великих людей. В те времена, когда он был особняком Трубецких, туда ездил учиться танцам юный Пушкин, там заключали помолвку родители Льва Толстого, позже там квартировал Дмитрий Менделеев. Когда вдова Трубецкого продала особняк, в нем сделали мужскую гимназию, в которой учились Константин Станиславский, Владимир Соловьев и Николай Жуковский.
После революции дням славы особняка Трубецких, казалось бы, пришел конец. Его отдали сначала под общежитие, потом под коммунальные квартиры, и нетрудно представить себе, в каком состоянии он был после войны. Но когда в «доме-комоде» разместили Дом пионеров, он снова получил шанс войти в историю. Хотя бы потому, что туда ходила заниматься Белла Ахмадулина.
В 1952 году на сессии Красногвардейского райсовета директор этого Дома пионеров Д. Г. Гриль рассказывал о том, что в кружках авиамоделирования, художественном, драматическом, литературном и других занимается более шестисот школьников. И это несмотря на то, что условия их занятий были просто ужасны: тесно, холодно, потолок протекал. Кружки были плохо оснащены, не хватало инструментов и оборудования. Плюс к тому в Доме пионеров постоянно толклись посторонние – сотрудники других организаций, размещенных в том же здании (им было удобнее проходить через помещения Дома пионеров), и все еще не до конца расселенные жильцы коммуналок.
Но, несмотря на все перечисленное, судя по воспоминаниям очевидцев, детей невозможно было отправить вечерами по домам, они готовы были даже ночевать в Доме пионеров. Настолько там был отличный педагогический коллектив. Кружок рисования вела Елена Алексеевна Иванова, литературы – Надежда Львовна Победина, мальчики строили модели самолетов и участвовали в соревнованиях юных авиамоделистов под руководством Василия Никитича Насонова. Педагог-географ Грант Александрович Генженцев устраивал с ребятами походы по Подмосковью и дальние экспедиции по стране, в основном по архитектурным достопримечательностям и памятным местам Великой Отечественной войны.
Чаще всего истории про такие прекрасные учреждения заканчиваются печально – талантливых педагогов разгоняют, творческую инициативу загоняют в рамки, а здание вообще отдают каким-нибудь чиновникам. К счастью, Дому пионеров и школьников Красногвардейского района повезло гораздо больше. Вскоре за счет отселения жильцов и вывода учреждений ему отдали весь второй этаж «дома-комода», с актовым залом, фойе и комнатами для кружков. И даже сделали там ремонт. Так что, Дом пионеров просуществовал еще достаточно долго, и среди его воспитанников (даже если не считать Ахмадулину) было немало ярких творческих личностей, таких как театральный художник Валерий Левенталь, радист полярной экспедиции Анатолий Мельников или писатель Сергей Владимирович Александрович, который, кстати, посвятил своему наставнику Гранту Александровичу Генженцеву повесть «Лето с капитаном Грантом».
Мне доводилось повздорить со многими знаменитыми писателями, ну, с некоторыми, некоторыми. Но вот с Чуковским никто не собирался вздорить, а вот я… Он действительно написал мне, обвинил Надежду Львовну Победину
– Здравствуйте, здравствуйте, прекрасная барышня Белла Ахмадулина.
Приблизительно так. Он помнил, как меня зовут. Запомнить трудно, но так, на звук.
– Вы знаете, вы причинили мне печаль, а потому что я написал вам письмо, где я укорял Надежду Львовну Победину, я откуда-то знал про этот кружок, и вы, вы мне не подумали ответить.
Но я еще тогда молода была:
– Корней Иванович, я получила ваше письмо и прошу прощения, что я на него не ответила, оно показалось мне несправедливым и даже жестоким в отношении Надежды Львовны Побединой, которую вы упоминаете.
Ну, на самом деле это была дерзость. Катаев так расхохотался, рассмеялся и говорит:
– Корней Иванович, что ты там детей какой-то печали учишь? Ты лучше бы шалман здесь построил, вот на этом месте, вместо библиотеки шалман бы построил, а то опечалишься здесь.
Они шутили так, они дружили. Чуковский вкратце объяснил, что в этом кружке пишут очень печальные какие-то стихи, но и плохие, кстати. Нет, то, что плохие, это я говорю, но что они были печальные, это было как раз хорошо, потому что как бы сопротивлялись эти молодые существа, они сопротивлялись всему вот веселью так называемому или какой-то лжи, которую все ощущали, ощущали и дети. А Надежда Львовна, навряд ли она была писатель большой, но то, что она писала о печали, – это воспитывало. Ну, в общем, на этом наши отношения с Чуковским пресеклись. Кроме того, я не могла простить Корнею Ивановичу, что, первоначально поздравив Пастернака с Нобелевской премией, он больше не появился в его доме, когда началась травля.
Здесь, наверное, надо сделать небольшое отступление и обратить внимание на слова Ахмадулиной: «что они были печальные, это было как раз хорошо, потому что как бы сопротивлялись эти молодые существа, они сопротивлялись всему вот веселью так называемому или какой-то лжи, которую все ощущали, ощущали и дети».
В 1946 году среди выпускников школ одного из крупных областных городов Советского Союза был проведен любопытный письменный опрос, чтобы выяснить, какие у них интересы и жизненные планы. Опросили сто шестьдесят три человека. Вряд ли все были совершенно откровенны, но и повально подозревать выпускников в неискренности тоже нет повода.
Результаты опроса показали, что в большинстве своем недавние школьники вполне соответствовали требованиям, предъявляемым к советской молодежи. На вопрос, как они предпочитают проводить свой досуг, половина ответили, что читают, многие указали занятия спортом. Любимыми писателями в основном называли Горького, Льва Толстого, Пушкина, Лермонтова, Шолохова, Маяковского, Фадеева, Николая Островского. Никто из запрещенных и даже не рекомендуемых писателей назван не был.
Любимым литературным героем у 15 % опрошенных оказался Павел Корчагин (герой романа Николая Островского «Как закалялась сталь»), после него называли Андрея Болконского, Татьяну Ларину, Павла Власова (герой романа Горького «Мать»), Наташу Ростову. Правда, некоторые школьники отдали предпочтение героям, которых советская педагогика не одобряла, – Платону Каратаеву, Остапу Бендеру, Нехлюдову, Печорину. Впрочем, педагогов больше беспокоило не то, что юноши и девушки любят идеологически неправильных персонажей, а то, за что именно они их любят. Повышенный интерес выпускников к так называемым вопросам «любви и дружбы» считался опасным и ведущим в «мир мещанских иллюзий».