Белларион
Шрифт:
Но все остальные тепло приветствовали Беллариона. Первым к нему направился великолепный Карманьола, как всегда обращавший на себя внимание прекрасным платьем и гордой осанкой. Однако, когда он поздравлял Беллариона с военными успехами, в его манере проскользнуло что-то снисходительное, и Фачино, усаживаясь в кресло, недовольно буркнул:
— Он станет не менее великим воякой, чем вы, Франческо.
— Вы мне льстите, синьор, — поклонился ему Карманьола, не заметив иронии в его словах.
— О Боже! — вздохнул Фачино.
Рыжебородый краснолицый Кенигсхофен, искренне улыбаясь, стиснул его руку с такой силой, словно собирался оторвать ее, вслед за ним к Беллариону подошел пьемонтец Джазоне
Беллариону предложили стул и ознакомили с расстановкой сил. Помимо кондотты Беллариона и трех тысяч солдат, которых мог выставить Монферрато, не рискуя оставить без прикрытия Верчелли, Фачино располагал восемью тысячами человек, десятком трехсотфунтовых пушек и таким же количеством бомбард note 102 , способных метать ядра весом в двести фунтов.
Note102
Бомбарда — одно из самых первых артиллерийских орудий, с литым бронзовым или железным стволом; бомбарды стреляли вначале железными стрелами; одновременно в заряд закладывались свинцовые или оловянные шарики, а также камешки гальки
— И каков же план кампании? — спросил Белларион.
План был чрезвычайно прост: намечалось пойти на Милан и взять его. Все было готово к выступлению, в чем Белларион сам успел убедиться, увидев при подходе к Алессандрии огромный воинский лагерь, разбитый под ее стенами.
— Существует иной вариант ведения кампании, — после небольшой паузы проговорил Белларион, когда Фачино наконец замолчал. — Вы, наверное, упустили из виду то обстоятельство, что Бусико захватил больше, чем способен удержать. Он стянул все войска в Милан, жители которого решительно настроены против французской оккупации, и этим оголил Геную, где своим чрезмерно суровым правлением тоже не снискал себе популярности у местного населения. Вы все спутали. Вы считаете своим врагом герцога, но единственным настоящим вашим противником является Бусико. Зачем целиться в его прикрытое щитом сердце, когда на его голове не осталось даже шлема? — спросил он и сам же ответил на свой риторический вопрос: — Почему бы вместо Милана не выступить на Геную, которую он так легкомысленно оставил незащищенной? Генуэзцы не окажут вам никакого сопротивления, вы без боя овладеете городом, а Бусико, возможно, придется отвечать за свою промашку перед французским королем.
Такое предложение было горячо одобрено маркизом Теодоро, но встречено в штыки Фачино, который отнюдь не собирался первым выполнить свои обязательства перед маркизом Теодоро.
— Подожди! Подожди! — выпалил он. — Каким образом обладание Генуей приблизит нас к овладению Миланом?
— Бусико наверняка попытается вернуть себе Геную. А для этого ему придется выйти из крепости в чистое поле, да еще уменьшить свои силы, оставив в Милане достаточное число солдат, чтобы держать в повиновении горожан.
Предложенная Белларионом стратегия убедила всех, включая Фачино, который скрепя сердце согласился в конце концов принять ее.
— Вы делаете это не ради маркиза Теодоро, а ради себя, — оставшись наедине с Фачино, попытался рассеять его сомнения Белларион. — Что касается Теодоро… — тут он загадочно улыбнулся. — На вашем месте я не стал бы завидовать ему. Его успехи очень скоро окажутся мнимыми, и ему придется дорого заплатить за них.
Фачино пристально взглянул на него.
—
— Ничего, я просто знаю, что он — мошенник.
— Ну-у, если ты собрался очистить всю Италию от мошенников, тебе придется стать странствующим рыцарем и немало потрудиться.
— Наверное, вы правы, — задумчиво ответил Белларион.
Глава II. БИТВА ПРИ НОВИ
Подробности кампании против излишне честолюбивого наместника французского короля можно узнать из исторических трудов мессера Корио и из других источников.
Во главе сильной армии, насчитывающей двенадцать тысяч человек, Фачино подошел к Генуе, которая сдалась без малейшего сопротивления. Услышав о приближении столь многочисленного войска, горожане, опасаясь грабежа и насилия, переправили свои семьи и ценности на стоявшие в гавани корабли, а затем их представители встретились с Фачино и обещали открыть ворота города при условии, что армия останется вне его стен.
— Единственной причиной, по которой мы оказались здесь, — ответил им Фачино с носилок, к которым приковала его разыгравшаяся подагра, — является восстановление законных прав маркиза Монферратского. Если вы примете его как своего государя, я немедленно отведу своих солдат к Нови, чтобы защитить вас от гнева маршала Бусико.
На следующее утро Теодоро Монферратский в сопровождении всего пятисот солдат торжественно въехал в Геную и был встречен восторженными толпами горожан, провозглашавших его своим принцем и избавителем от французского гнета. А на другой день Фачино отошел к Нови встречать Бусико.
Ему не пришлось долго ждать. Новость о взятии Генуи прозвучала для приготовившегося к обороне Бусико как гром среди ясного неба. В ярости и панике он оставил Милан, этим поспешным уходом уничтожив последнюю возможность поправить свои дела. Форсированным маршем он достиг равнины возле Нови, где армия Фачино преградила дорогу его усталым людям. И тут он совершил следующую ошибку. Узнав, что измученного подагрой Фачино утром отправили в Геную и теперь армией командует его приемный сын Белларион, французский маршал решил воспользоваться этим обстоятельством и немедленно вступить в сражение.
Местность была идеальна для использования кавалерии, и Бусико лично возглавил атаку четырех тысяч всадников, составлявших ударную силу французской армии. Они лавиной устремились на центр войск Беллариона, намереваясь с ходу прорвать его, и на первый взгляд могло показаться, что им без труда удастся сделать это. Стоявшая в центре пехота начала сдавать позиции еще задолго до непосредственного контакта с неприятелем, словно устрашенная его атакующим порывом. Однако французы не обратили внимания ни на организованность столь поспешного отхода центра, ни на то, что правый и левый фланги, состоявшие исключительно из кавалерии, не отступили ни на шаг.
Французы стали брать пики наперевес и уже начинали осыпать насмешками дрогнувшего, по их мнению, противника, когда Белларион, находившийся вместе с трубачом в тылу отступавшей пехоты, произнес одно-единственное слово. Трубач вскинул рожок к губам, и не успел отзвучать поданный им сигнал, как отход неожиданно прекратился. Находившиеся в авангарде копийщики Кенигсхофена воткнули свои пятнадцатифутовые копья тупыми концами в землю, каждый солдат первых двух шеренг опустился на одно колено, и перед увлекшимися атакой французами вдруг возник сплошной частокол из смертоносных копий. Не менее полусотни лошадей, с ходу налетевших на них, замертво рухнули на землю; задние напирали на передних, толкали их вперед, на смертоносные копья, и в какие-то несколько секунд ряды французов смешались.