Белларион
Шрифт:
Перебежчик оказался верноподданным герцога Миланского и утверждал, что он выбрался, рискуя жизнью, из крепости с единственной целью: предупредить осаждающих, что маркизу Теодоро стало известно о запланированном штурме.
Белларион грубо выругался — редкий случай, когда он позволил дать волю своим эмоциям, но сейчас страх перед маркизом Теодоро заставил его забыть о такой мелочи, как сдержанность; еще бы, одному Богу было известно, какие контрмеры успел предпринять Теодоро! Он отдал команду садиться верхом и ехать в обход города навстречу Карманьоле, — увы, тьма и раскисшая после недавних дождей почва не позволяли им двигаться с необходимой
Маркиз Теодоро позволил солдатам Карманьолы забросать фашинами note 113 ров с водой, преодолеть его и даже приставить часть лестниц к стенам, прежде чем предпринял ответные действия. Ворота в северном и южном концах города распахнулись, и армия регента двумя колоннами устремилась на осаждающих, намереваясь окружить их.
Два обстоятельства спасли Карманьолу: во-первых, Теодоро начал контратаку слишком рано, не дождавшись, пока Карманьола бросит на приступ все имеющиеся у него силы; а во-вторых, Штоффель, услышав топот приближающейся конницы, немедленно выстроил своих людей в боевые порядки и воспользовался пехотной тактикой Беллариона. Атакующая лавина наткнулась на неожиданно выросший из темноты частокол копий и, потеряв не менее двух десятков всадников, отхлынула назад.
Note113
Фашины — пучки хвороста, перевязанные прутьями или мягкой проволокой; в войнах минувших времен применялись в т. ч. и для формирования оборонительных рвов
Затем Штоффель, пытаясь избежать почти неминуемого разгрома, быстро перестроил швейцарцев в ежа, внутрь которого включил солдат из других отрядов, и продолжал успешно отбивать яростные атаки конницы.
Другая колонна нападавших, которую возглавлял сам маркиз Теодоро, врезалась в незащищенный фланг Карманьолы, легко смяла его, несмотря на все попытки Карманьолы и Беллуно организовать сопротивление, и, если бы не подоспел Белларион со своими восемью сотнями всадников, которые с ходу атаковали противника с тыла, печальная участь его кондотты была бы предрешена.
Увидев, что его неожиданная контратака сорвалась и рискует обернуться катастрофой, Теодоро немедленно велел трубить отход, и каждая из сторон, отступив, считала, что ей посчастливилось отделаться легким испугом и малой кровью.
Глава X. АРЕСТ
Как загнанная в клетку пантера, Карманьола расхаживал взад и вперед в зале, служившем когда-то арсеналом замка Квинто. Он даже не потрудился полностью снять с себя тяжелые доспехи, и его белокурые волосы все еще прятались под красной бархатной шапочкой, служившей для защиты его головы от стального шлема.
В гневных и напыщенных выражениях он разглагольствовал о предательстве перед лицом молчаливо внимавших ему Валерии Монферратской, Джанджакомо и полудюжины капитанов, собравшихся обсудить причины сегодняшней неудачи.
Принцесса сидела возле стола в большом кресле, на спинку которого опирался ее брат, а чуть дальше стояли Уголино да Тенда, Эрколе Беллуно, Штоффель и еще три капитана, чьи доспехи грозно поблескивали в свете горевших на столе свечей. Возле камина, в другом кресле, сидел Белларион, вытянув перед собой ноги в забрызганных
— Словами горю не поможешь, Франческо, — заметил он.
— Это я и без вас знаю, но я не хочу, чтобы такие вещи повторялись, — напустился на него Карманьола.
— Никакого повторения не последует. Я никогда не дал бы согласия на этот ночной штурм, если бы вы не донимали меня своим упрямством.
— Все закончилось бы совершенно иначе, если бы вы действовали так, как было условлено, — взревел Карманьола, готовый возложить вину за провалившуюся операцию на кого угодно, лишь бы окончательно не уронить себя в глазах собравшихся. — Клянусь, только поэтому мы потерпели поражение. Если бы вы вовремя атаковали, Теодоро пришлось бы послать часть своих сил против вас.
Белларион никак не отреагировал на обвинение, равно как и на укоризненные взгляды своих капитанов, из которых один Штоффель, несогласный с мнением своих товарищей по оружию, не выдержал и громко рассмеялся.
— Если бы синьор Белларион поступил так, как было условлено, вас, синьор, возможно, уже не было бы в живых. Нас спасло от полного разгрома только то, что он вовремя решил изменить первоначальный план и атаковал Теодоро с тыла.
— И еще я хочу обратить ваше внимание на тот факт, — добавил Белларион, — что, если бы Штоффель не отбил атаку конницы Теодоро, а затем не перестроил своих пехотинцев в ежа, чтобы защитить вас с фланга, вы сейчас не шумели бы здесь. Мне кажется, вполне уместно было бы поблагодарить Штоффеля и должным образом оценить его действия.
Карманьола свирепо взглянул на него.
— Ну конечно! Вы всегда защищаете друг друга! Теперь нам остается только поблагодарить вас, Белларион, за неудачу, произошедшую по вашей же вине.
— Это обвинение опровергают сведения, хорошо известные вам, — не теряя самообладания, ответил Белларион.
— Да неужели? Ха! А где тот человек, который, как вы утверждали, сообщил вам о том, что Теодоро предупрежден о нашем замысле?
— Откуда я знаю? — пожал плечами Белларион. — И какое теперь это имеет значение?
— И вы еще спрашиваете? Ночью к вам является неизвестный со сведениями первостепенной важности, а вы не знаете, куда он потом делся.
— В тот момент мне было не до него. У меня имелась более срочная задача: спасти вас из ловушки, в которую вы попались.
— Почему вы не атаковали город со своей стороны, как мы договаривались?
— Если быть более точным, я должен был всего лишь сделать вид, что атакую; у меня просто не хватило бы сил успешно провести штурм города. Но, кажется, я начинаю оправдываться перед вами, — изменившимся тоном закончил он и резко встал со своего кресла.
— Боюсь, что это становится необходимо! — вскричал Карманьола и решительно шагнул в его сторону.
— Ну-у, разве что перед обвинением в опрометчивости, заставившей меня уступить вашей настойчивости и согласиться предпринять ночной штурм. Имея альтернативой просидеть несколько месяцев у стен Верчелли, я решился попытать счастья, но теперь, когда попытка провалилась, я вынужден вернуться к своему первоначальному замыслу, который возник у меня, когда мы еще только подошли к городу. Завтра я снимаю осаду.