Белое, черное, алое…
Шрифт:
— Лешечка! — нежно сказала я. — Ты лучший в мире друг и коллега! Я горжусь тобой.
— Да уж, — пробурчал он, падая на стул и вытягивая ноги. — Это вам не перед журналистами хвост распускать. Герои невидимого фронта умирают, не жалуясь, и их хоронят в братских могилах. А лавровые венки проносят мимо. — И он швырнул на стол газету «Криминальный обзор», раскрытую на развороте с моей фотографией.
— А, — сказала я, заглянув в газету, — это про дело Пряниковых наконец-то написали. Вернее, написали давно, просто приговор
— Ну что, Швецова, опять нескромно себя ведешь? — Горчаков с шумом подъехал на стуле к моему рабочему столу и, глядя в статью, процитировал:
— «Следователь Швецова одернула элегантно сидящий на стройной фигуре форменный китель и вошла в следственный изолятор…» Я эту газету использовал для установления контакта в травматологических пунктах. С порога показывал газету и говорил, что мы с тобой в паре работаем, я твой доктор Ватсон. Доктора и медсестры млели и таяли и создавали мне режим наибольшего благоприятствования.
— Например?
— Например, любезно предлагали мне пойти погулять, а они, мол, сами поищут, что мне надо. Для хороших людей ничего не жалко. Поэтому я, погревшись в лучах твоей славы, за сегодня сделал все остававшиеся травмпункты. А по дороге заехал в городскую прокуратуру, так вот там это, — он потряс газетой, — воспринимают гораздо более критически. Там, как в серпентарии, слышно только шипение. Отдельные личности уже втыкают в эту фотографию булавки.
— Ну да, конечно, кое-кому было бы гораздо приятнее прочитать:
«Следователь Швецова неловко одернула мешковато сидящий на грузной фигуре китель…»
— …Почесала все свои бородавки и задумчиво погладила багровый шрам, пересекающий лицо от глаза до подбородка… — подхватил Лешка.
— …и поковыляла по делам, опираясь на костыль, — закончила я. — Ладно, хватит, а то ты вошел во вкус. А кто шипит-то?
— Дамье аппаратное, а громче всех Таня Петровская.
Я расстроилась, услышав это. Тане, несмотря ни на что, я симпатизировала.
И мне было обидно, что опять про меня говорят гадости люди, которым я ничего плохого не сделала.
— Тане-то что до меня? — спросила я с досадой.
— Ты что, расстроилась? — Лешка поднял брови. — Брось ты. Она ради Игорька старается.
— Ты думаешь, уже пошел слух по городской про жалобу на Игорька?
— Не знаю, пошел ли слух по городской, но у Тани свои каналы.
— Не понимаю я женскую душу, — в сердцах бросила я. — Он же прилюдно над ней издевается. Ведь вся прокуратура, в том числе и она, понимает, что жену он не бросит, водит Петровскую за нос…
— А чего тебе не понятно? Надежда умирает последней. Он все-таки отец ее ребенка. Ирину Андреевну, супругу законную, с ней не сравнить, Танечка у нас и по молодости, и по красоте первая, и умом, и всем взяла… Вот она и рассчитывает, что когда-нибудь здравый смысл победит.
— Ладно,
— Давай. А поесть ничего нету?
— Да уже скоро домой идти.
— Не дойду.
Лешка развалился на стуле, свесив до пола руки, и стал изображать умирающего.
— Сходи к Лариске, — посоветовала я. — Ей Кораблев должен был супчики растворимые привезти, может, она тебе отсыплет пакетик.
— А где сам-то Кораблев? — встрепенулся мой коллега.
Я в красках рассказала Горчакову про день рождения в китайском ресторане и посетовала, что, по всему видать, Леонид Викторович загулял всерьез и надолго.
— И как раз тогда, когда он больше всего нужен. Смотри, сколько у нас накопилось: надо найти Анджелу, этих двоих пострадавших надо вытащить, ради которых я в травмпунктах ковырялся… Ты, кстати, права была, по месту прописки эта Анджела сто лет не появлялась, и в обеих карточках написано: «временно не работает». Где ее искать, ума не приложу.
— Наверное, надо ее как-то через Денщикова вычислять. Он же у нас радиотелефоном пользуется, вот и надо запрашивать распечатки телефонных переговоров и проверять все номера, может, там Анджела и вылезет. — А может, и не только Анджела, но и еще что-нибудь интересное, — вставил Лешка. — Между прочим, вот эта карточка травматика на имя Анджелы, где написано, что ее изнасиловал некий Алик, весной изымалась из травмпункта следователем прокуратуры, а в конце полугодия травмпункт ее обратно стребовал, для отчетности.
— Замечательно, значит, уголовное дело точно было.
— Было, там даже номер дела указан.
— Ладно, займемся и этим. Милиционеров надо уже подтягивать, которые делали обыск у Скородумова, и братца одного из них — Сиротинского, он на меня наезжал. Личность трупа из Токсова не установлена, по Пруткину Леня мне кое-что обещал, и еще с Вертолетом — новый виток. — Я рассказала Горчакову про загадочную смерть Вертолета.
. Мой рассказ прервал телефонный звонок. Звонили из морга, дежурный эксперт мне сообщал, что в коридоре танатологического отделения, возле каталки с трупом Лагидина, застукан молодой человек, назвавшийся врачом четвертой городской больницы Балабаевым Назарбаем Янаевичем, который пытался что-то с трупом сделать.
— Господи, час от часу не легче, — вздохнула я. — Он один там?
— Один, гад, — сказал мне дежурный эксперт.
— Ну, выгоните вы его оттуда. Предупредите охрану, чтобы он мимо них обратно не проскочил. А еще лучше милицию вызовите, пусть с него в местном отделении объяснение возьмут. А я с ним завтра поговорю… Не поеду я туда, — сказала я Лешке, положив трубку. — Хотя, наверное, надо съездить. Что ему там надо от трупа.
— Ты же сказала, что он тебя просил пустить его на вскрытие.