Белое озеро: Охота на лис
Шрифт:
«Тридцать первое декабря. Новый год встречаем вчетвером. Сову — не могу определить точно, но, похоже, что самец, потому что очень крупная неясыть — назвала Жориком. Потому что жрет, скотина, очень много. А крыло осмотреть не дает».
«Седьмое января. Теоретически — православное Рождество. А я долбанная языческая Белоснежка с котом, собакой и совой. Жорик совсем освоился. Удивительно, но понимает, что гадить надо над ведром, что и делает. Преимущественно. Вспоминала все, что знаю про интеллект птиц. Даже нашла у деда в одном из журналов статью на эту тему, освежила
«Четырнадцатое января. Жорик опровергает все выводы статьи, за что и получил фамилию Портман. Жора Портман — звучит. Кажется, я буду менять тему докторской. Если я ее вообще когда-нибудь напишу. На улице совсем встал мороз. Черныш примирился с Жорой, и вдвоем живут на печке, прекратив на время войну за господство в воздухе».
«Двадцать четвертое января. Морозы встали крепкие, такие, что лицу больно, когда выходишь из дома. Ходила, проверяла сад. Много заячьих следов, но стволы все целые».
«Второе февраля. Чуть не схватила второй раз инфаркт, потому что сегодня утром меня разбудил стук. Снаружи. Какой меня охватил ужас — не передать. Схватилась за ружье, хотя так и не удосужилась разобраться, как им пользоваться. Оказалось — косуля. Вышла на крыльцо, она отбежала и смотрит. Изящная, прямо как из мультика, смотрит и чего-то ждет. Сообразила только через полчаса, что ей надо. Полезла в дневники деда — так и есть. Потом в дровне долго искала именно осину, оказалось, что осиновые дрова и ветки сложены отдельно. Кто-то специально подготовил подкормку для косуль».
«Одиннадцатое февраля. Косулю назвала Нюрой. Осиновые бревна она жрет — будь здоров, как лесопилка. Оказалось, что еще Нюра уважает овес. Как порядочная коза, повадилась и гадить тут же, у кормушки. Ругалась на нее с крыльца. Бесполезно. Нюра — не Портман».
«Двадцать девятое февраля. Год-то у нас високосный. Последний день календарной зимы. А здесь зарядил снег. Ходила смотреть сад, к заячьим следам добавились лисьи. Жорик совсем оправился, уверенно летает по дому, но из дома вылетать категорически не хочет. Сегодня крупно поругался с Чернышом, крылья расправил и метался по полу. Похоже на то, что на тебя наползает серая тряпка с желтыми глазами. Страшно».
«Восьмое марта. В честь праздника выдала Нюре яблок. Яблоки Нюре так понравились, что подпустила к себе, и я ее кормила с руки яблоками. Я — долбанная Белоснежка. Реально. Потому что получила свой подарок на восьмое марта. Это лис с израненной лапой. Обнаружила его в саду. Долго не подпускал к себе и скалил зубы. Я уже хотела бросить его, что он, видимо, понял. Дался в руки. Отнесла в дом. У Тумана, Черныша и Жоры шок. Жора, похоже, решил засобираться на выход, но сначала исполнил этюд «тряпка с глазами». Уже не страшно».
«Десятое марта. Лис оказался кобелем. Дал осмотреть лапу. Боялась, что будут следы капкана — потому что в этом случае я просто не знаю, что делать. Но, похоже, подрался. Лис молодой, наверное, сцепился с более матерым, вероятно, у
«Четырнадцатое марта. Лиса назвала Толиком. Сама с себя смеялась. Жорий оскорблен в лучших чувствах присутствием лисицы в доме, Черныш отсиживается на печке, Туман в общем, даже, кажется, и не против. Сегодня ходила на лыжах на смотровую площадку. По озеру идет сильная волна, с белыми барашками. Только барашка мне и не хватает. Но нету слоненка в лесу у меня, слоненка веселого нет. Я не Папанин-Аккольский, я — Белоснежка Акколя, Первая и Единственная».
«Двадцать восьмое марта. Сегодня совсем весеннее небо, высокое и голубое. Мсье Портман покинул нас, на прощание насрав на стол. Лапа у Толика почти зажила, и он, скорее всего, тоже скоро уйдет. Нюра еще приходит на подкорм, но все реже. Яблок осталось половина ящика».
«Шестое апреля. В домике Белоснежки остались только Туман и Черныш. У дома уже показалась черная земля, снег тает быстро. Наверное, скоро откроется навигация. Господи, неужели я сделала это?..».
Туман залился радостным лаем и помчался по дорожке вниз. А Лиза отложила грабли, которыми хотела убрать вокруг дома — там, где земля просохла. И замерла. Реакция Тумана однозначно говорила о том, что к берегу приближается катер. И этот факт расшатывал окутавшее ее за зиму, словно снегами, спокойствие. Там приближается катер. На катере — человек. А человек — это всегда непредсказуемость. И неважно, что это за человек.
Хоть бы это был Лис…
Но это оказался Акинфа.
И Лиза почувствовала боль и облегчение одновременно. Она смотрела на то, как катер подходит к берегу, и думала о том, что так и правильно. Пусть он вообще больше сюда не приезжает. Лиза так скорее перестанет о нем думать. Разные они все-таки. Очень. А быть еще одной строчкой в прайсе не хочется.
Катер мягко ткнулся в берег, но Акинфа не торопился сходить. Он встал одной ногой на борт и, сложив руки на груди, смотрел на Лизу. А Лиза смотрела на него.
Пришел — так говори.
— Смотри-ка, сдюжила.
— Сомневался?
— Мы тут всегда пришлых испытываем на прочность. Всегда. Хрустнешь — не хрустнешь. Не хрустнешь — с тобой можно дело иметь, за тобой можно пойти.
— И как — хрустнула?
Акинфа спрыгнул с катера на берег и обнял Лизу — так крепко, что она и в самом деле хрустнула. И Лиза услышала негромкое на ухо:
— Ведьма ты, Лизавета, как есть ведьма.
А потом разжал руки и резко отступил. Окинул Лизу внимательным взглядом.
— Узнаю фирменный стиль деда Матвея.
Лиза словно со стороны окинула себя взглядом. Долгой зимой она обнаружила в себе еще и портновские навыки. Не только Белоснежка, но и белошвейка. В хозяйстве нашлись иголки, нитки, ножницы, поэтому Лиза перешила себе кое-что из вещей деда. Кто на нее тут смотреть будет? Мсье Портман, как главный модник, клювом не щелкнул на ее новые наряды, а значит — все нормально. Зато ткани натуральные — фланель, драп — и теплые.