Белое платье Золушки

Булычев Кир

Все вокруг изменилось. Сутки назад залив был мирным, тихим уголком, даже волны не добирались до берега. Теперь низко над островом висели облака пепла, то и дело сыпал крупный мутный дождь. Вулканчик на склоне горы плевался грязью, поток лавы с вершины, дымясь, достиг уже залива и образовал язык полуострова. Струи пара вырывались сквозь трещины на склоне. Через них пробивались зловещие отблески оранжевых сполохов над вершиной горы.

Одна из птиц вернулась к острову вслед за флаером и кружила над головой. Павлыш помахал ей рукой. На птице не было передатчика, и он

не мог спросить, кто это.

Грязевой вулкан вдруг выбросил высоко в небо струю жижи, словно хотел сбить птицу на лету, и та, сложив крылья, пошла в сторону.

Подошел Гогия.

– Давай возьмем контейнер.

Павлыш встал, наклонился, подхватил контейнер, и они потащили его к флаеру. Земля под ногами мелко дрожала.

– У меня такое впечатление, – проговорил Гогия, – что остров в любой момент может взлететь на воздух.

– Не беспокойся, – ответил Павлыш, – должны успеть.

– Алан на всякий случай нас страхует, – сказал Гогия, – он тоже опасается.

– Это Алан? Ты как различаешь?

– Я так думаю, что это Алан. Он настоящий мужчина.

Конечно, это не Марина, подумал Павлыш. Ей же не хочется со мной встречаться.

Шлем заглушал грохот вулкана. До Павлыша доносился лишь ровный, глухой, утробный гул. Но в этот момент в недрах горы зародился такой пронзительный и зловещий звук, что он проник внутрь шлема.

Человек, становящийся свидетелем катастрофы, внезапной и скорой, действует инстинктивно. И представление о том, в какой последовательности происходили события, складывается уже потом, когда все минует и на собственные впечатления накладываются рассказы очевидцев. И если Павлышу показалось, что по склону горы ударил невидимый топор, и она, как деревянная колода, начала разваливаться под этим ударом, то Пфлюг, видевший все из открытого люка флаера, мысленно сравнил взрыв с театральным занавесом, раздвигающимся в стороны в момент, когда оркестр гремит последним аккордом увертюры, а сквозь расширяющуюся щель проникает со сцены яркий свет.

Наверно, Павлыш стоял неподвижно не более секунды. Почему-то он даже не упал, не потерял равновесия, и мозг его успел отметить, что гора распадается слишком медленно. И тут воздушная волна толкнула его и бросила к флаеру. Сейсмолог висел в люке и что-то кричал, но Павлыш не слышал. Он смотрел на разрушающуюся декорацию и видел, как гигантский вихрь подхватил птицу, белое перышко, бросил ее вверх, закружил и понес к воде…

– Скорее! – звал Гогия. – Поднимайся!

Внутри горы была видна желтая раскаленная масса, мягкая и податливая. Она медленно вываливалась сквозь зубья скал.

Павлыш не мог оторвать взгляда от комка белых перьев, от пушинки, падающей в воду.

– Куда? – кричал Гогия. – Ты с ума сошел!

Павлыш бежал к воде. Птица, несомая воздушной волной, падала как лист с дерева, бессильно вращаясь в воздухе.

Она должна была упасть метрах в ста от берега, но порыв встречного ветра бросил ее ближе к суше, и Павлыш, даже не подумав, глубоко ли там, побежал, увязая в грязи, скользя и стараясь удержать равновесие, а земля вздрагивала, уходила из-под ног.

Сначала

дно понижалось полого, и грязная вода достигла коленей лишь шагов через двадцать.

Птица упала в воду. Одно крыло ее было прижато, другое белой простыней распласталось по воде. В птице чувствовалась какая-то ватность, неодушевленность. Дно уступом ушло вниз, и Павлыш провалился по пояс в воду. Каждый шаг давался с трудом, вода в заливе бурлила и ходила водоворотами, хотя на поверхности вязкий слой пепла сковывал волнение, как пена в кастрюле закипающий суп.

Птицу медленно относило к центру залива, и Павлыш спешил, понимая, что плыть в своем комбинезоне он не сможет, и молил судьбу, чтобы дно больше не понижалось, чтобы хватило сил и времени добраться до белой простыни.

Он дотянулся до края крыла, и в этот момент его ноги потеряли дно. Не выпуская крыла и боясь в то же время, что перья могут не выдержать, Павлыш тянул птицу к себе, все глубже уходя в воду. Неизвестно, чем бы закончилось это акробатическое упражнение, если бы Павлыш не почувствовал вдруг, что кто-то его тянет назад. Несколько секунд он продолжал удерживать неустойчивое равновесие, потом наконец преодолел инерцию, и птица легко заскользила по воде к берегу.

Не отпуская крыла, Павлыш обернулся. Гогия стоял по пояс в воде, вцепившись сзади в комбинезон Павлыша. Глаза у него были бешеные, испуганные, и он несколько раз открывал рот, прежде чем смог произнести:

– Я… вы же могли… не успеть…

Они подхватили легкое, выскальзывающее из рук тело птицы и понесли его к берегу. Голова птицы бессильно поникла, и свободной рукой Павлыш ее поддерживал. Глаза были затянуты полупрозрачной пленкой.

– Ее оглушило, – сказал Павлыш.

Гогия не смотрел на него. Он глядел вперед, на берег.

Павлыш взглянул в ту сторону. Лава, выливавшаяся через расщелину в горе вязким языком, намеревалась отрезать им путь к берегу.

– Бери левее! – крикнул Павлыш.

Флаер находился по ту сторону лавового языка и казался мыльным пузырем на закате.

Им пришлось снова зайти вглубь почти по пояс, чтобы не попасть в закипающую воду, обогнуть стену пара на границе лавы и воды.

Павлыш с трудом потом мог вспомнить, как они добрались до флаера и занесли внутрь птицу – крыло никак не желало складываться и застревало в люке…

Павлыш поднял машину над островом и бросил ее в сторону моря.

– Ну все, – сказал он, – выбрались, теперь как-нибудь доплетемся до дому.

Гогия задраил люк. Пфлюг осматривал птицу.

Павлыш включил рацию.

– Сколько можно! – возмущался кто-то знакомым голосом. – Сколько можно молчать? Мы вызываем вас уже полчаса!

– Некогда было, – объяснил Павлыш, – пришлось задержаться на острове. Димов вернулся?

– Они на подходе, – ответил тот же голос. – Нет, вы мне ответьте, кто вам дал право нарушать правила поддержания радиосвязи? Что за мальчишество! Кто управляет флаером? Это ты, Гогия? Я тебя отстраняю от полетов, и даже Димов не сможет тебя защитить. Стоит на два дня покинуть Станцию, и все летит кувырком!