Белое солнце дознавателей. Том 4
Шрифт:
Зов — это больно.
Я выдохнула и вдохнула — первые ноты дались мне нелегко и были выше, чем нужно, и резче.
…Уходите, все хорошо, спешите домой, вас там ждут… спешите, спешите, спешите… уходите уходите, уходите…
Шекки замерли на миг, и тут же оглушительно обиженно взревели от боли и ярости, и начали метаться вдоль круга — то разворачиваясь в сторону пустыни, то поворачиваясь обратно, и снова кидаясь на плетения защиты.
Уходите,
И они снова кружили на месте, не в силах выбрать направление.
Один приказ противоречит другому и мой… слабее?
«Пошли вон!» — звук взвился вверх и всю ярость, которая была на тех, кто звал их до меня, выплеснулась в зове.
«Пошли вон! Вон! Вон! Домой! Домой! Домой!»
Сдвоенный рык был таким, что под ногами завибрировала земля, и я с трудом удержалась на ногах. Шекки развернулись и помчались прочь, одна приволакивала хвост и лапу, оставляя длинный след на песке. И в последний момент развернулась и двинулась ко мне.
— Домой! — я выплела молнию, и шарахнула вперед — только, чтобы не задеть, песок взвихрился фонтанами. — Домой! — ещё одна молния — чары пахнут смрадом и отвратительны. — Домой! Домой! Домой! — ещё одна молния и ещё — вспышки слились в одну, и тварь зарычала протяжно и протестующе, низко склонив морду и обиженно потрусила прочь, приволакивая хвост.
Импульс отправить ей вслед целительское плетения я подавила.
…спешите домой, в пустыню, вас там ждут…
Остатки купола ещё стояли, вспыхивая серебром, когда внутри раздались радостные возгласы — несколько южан вскинули кулаки вверх — кто-то благодарил Немеса, кто-то небеса, но они не видели того, что вижу я — старуху за их спинами, которая развела руки в стороны — рукава широкими черными крыльями взметнулись к небу — вспышка — не плетения — артефакт, который старуха берегла на конец, сработал мгновенно, прошивая всех тонкими серебристыми иглами…
…дядя не делает такое, это подлая вещь…
Они падали молча. Подкосившись, как подрубленные, пока в круге не остались только старуха и Лейле, вдвоем.
— Госпожа… — голос Лейле дрожал, она вскинула руки в защитном жесте и тут же опустила, бессильно, — госпожа… — она отступала назад, удерживая старуху в поле зрения… — я принесла клятву госпожа, две личных… на крови… я не предам, госпожа… никто не узнает, что вы признали чужую власть… что… не должно остаться свидетелей… но Я ПРИНОСИЛА КЛЯТВУ, ГОСПОЖА!!! Я при…
Плетения вспыхнули ещё раз, и темноволосая голова Лейле бессильно откинулась в сторону — кади слетело, длинная черная коса зазмеилась по песку.
— Никаких свидетелей, — произнесла старуха и надсадно закашлялась — отсюда было невидно, но ей не рекомендовано использовать столько силы — видит Асклепий, ей осталось не больше десяти зим…
— Бабушка?
Я вздрогнула, услышав голос Корая, слишком ошеломленная, чтобы говорить. Подгребла к себе псаков «лотос», выкопав из песка,
— Бабушка?!! — мой несостоявшийся жених смотрел в сторону того, что ещё мгновение назад было Лейле, смотрел так потрясенно, что было ясно — видел. — Бабушка… — повторил он совсем тихо, осмотрев весь круг.
— Ты зря очнулся так рано, мой маленький ястреб, — голос старухи был тих и по-напевному нежен. — Зачем … мой маленький повелитель шекков…
— Бабушка… — Корай начал отползать, едва-едва, как только старуха развернулась в его сторону.
— Помнишь, как я пела тебе в детстве песни пустыни?
— Бабушка… не надо…
— Как качала тебя на руках? Один из моих любимых внуков…
— …бабушка…ради Немеса!!!
— …моя гордость, моя надежда и опора… мой маленький…
— БАБУШ…
Хлопок был резким — артефакт выбросил плетения стеной, и Корая просто снесло назад, протащив по песку.
— …ястреб.
Голова Корая откинулась набок под таким неестественным углом, что мне не нужна была диаграмма, чтобы сказать, что он — мертв. Старуха медленно шаркая ногами подошла к внуку.
— Спи, моя радость, усни… в пустыне погасли огни… — напевала она тихо. — …птички затихли в саду… рыбки уснули в пруду… сладко мой птенчик живёт… нет ни тревог, ни хлопот…
Песня летела над пустыней, вплетаясь в стоны ветра, а я чувствовала, что все ханьфу — и нижнее и верхнее промокли на спине насквозь от ледяного пота.
Когда она развернулась ко мне и сделала несколько шагов вперед — я была готова. Бесполезный артефакт «лотоса» с которым я не знала, что делать, я бросила на колени, как и флейту — шекки близко, но даже им не успеть. Щелкнула пальцами, выплетая те же чары, что в Храме… если она сделает хоть шаг… хоть ещё шаг…. Я перережу ей все меридианы и заблокирую силу к псакам! И плевать на последствия…
Но старуха сделала ровно один шаг и щелкнула кольцами — купол схлопнулся с резким звуком и сразу стало темнее.
Один на один и никаких свидетелей. Если она сделает ещё шаг. Ещё только один шаг в мою сторону…
Но старуха не двигалась. Поправила рукава, отряхнувшись, выровняла осанку, и как ни в чем не бывало щелкнула четками — нефритовые бусины с оглушительным звуком ударились друг о друга.
Мы мерились взглядами несколько мгновений, пока она не опустила глаза, рассматривая лотос на моих коленях.
— Кастус Блау… — протянула она неожиданно, — мы недооценили изобретательность ума… суметь вырастить… и прислать к нам Рейну… которую мы сами… сами, — она залилась каркающим смехом, — пустили в гарем и открыли двери… Мы равны, девочка…
Я поджала губы и слегка повела пальцами — первые узлы плетений качнулись вперед в сторону старухи, запитанные так, чтобы вспыхнуть от слабого импульса силы.
— Мы — одинаковые, — произнесла она отчетливо, и обвела круг руками. Когда черные рукава взлетели в воздух — плетения почти сорвались с пальцев.