Белое солнце пустыни
Шрифт:
Сухов подошел к дому. Прислушался к песне. Потом бросил в открытое окно камешек и присел на песок…
…Камешек упал в пиалу со спиртом, которую Верещагин собирался поднести ко рту. Некоторое время он оторопело смотрел на камешек, лежавший на дне пиалы, затем двумя пальцами выловил его и опорожнил пиалу.
— Эй, хозяин, — позвал его снаружи Сухов. — Прикурить есть?
Услышав голос своего командира, Петруха бросился к окну, но Верещагин силой усадил его на место.
— Ты что? — спросил он.
— Это
— Сухов, говоришь? — усмехнулся Верещагин. — Ну ладно, сейчас мы посмотрим, какой это Сухов.
Верещагин, покряхтывая, тяжело поднялся, достал из ящика динамитную шашку, подошел к иконе и поднес к огню лампады фитиль шашки, огонек побежал по шнуру. Он перекрестился и направился к окну…
Сухов продолжал сидеть на песке перед домом.
— На, прикури, — сказал ему появившийся в окне Верещагин. — Прости меня, грешного, — пробормотал он и швырнул шашку Сухову.
Шашка упала рядом с Суховым/ Шнур стремительно укорачивался. Сухов протянул руку, взял ее, неторопливо прикурил и бросил через плечо. Не долетев до земли, шашка взорвалась, взметнув к небу тучу песка.
— Благодарствуйте, — не оглянувшись на взрыв, поблагодарил Сухов и затянулся.
— Ну, заходи, — приветливо сказал Верещагин и кинул ключи.
— Садись, выпьем, — пригласил он гостя к столу, i когда Сухов вошел в комнату.
— Можно, — согласился Сухов и посмотрел на фотографии, висевшие на стене. На одной из них Верещагин, молодцевато закрутив усы, сидел в мундире и орденах, рядом с молодой женщиной в чепчике, очевидно женой.
— Во дворе павлинов видел? — спросил Верещагин.
— Видел.
— Вот на них и сменял мундир-то. — Верещагин налил в пиалы спирта. — Петруха!
— Я не пью, — сказал еле державшийся на ногах Петруха.
— Правильно, — одобрил его Верещагин. — Я вот тоже сейчас это допью, — он поставил на стол большую бутыль, до половины наполненную спиртом, — и брошу.
Сухов взял свою пиалу, не торопясь выпил и вытер усы.
— Больно мне твой Петруха по душе! — сказал Верещагин, опорожнив свою пиалу. — Выпьем…
— Погоди, — остановил его Сухов. — Мы к тебе по делу.
— Знаю, — сказал Верещагин. — Все знаю.
— Пулемет дашь?
— Абдуллу ждешь?
— Жду, — сказал Сухов.
Верещагин понимающе покачал головой.
— Вот что, Сухов, — сказал он, помолчав, — была у меня таможня. Были контрабандисты. Сейчас таможни нет. Контрабандистов нет… В общем, у меня с Абдуллой мир. Мне все едино, что белые, что красные, что Абдулла, что ты… — Тут Верещагин вздохнул. — Вот если бы я с тобой пошел, тогда другое дело.
— Ну, в чем же дело? — спокойно спросил Сухов. — Пошли.
— Пошли! — подтвердил пьяный Петруха. Верещагин встал из-за стола. Сжал свой
— Пошли, ребята! — сказал он. — Тряхну стариной.
— Здравствуйте, — сказал Сухов, глядя мимо Верещагина в сторону двери.
Там вдруг появилась женщина, та, что сидела рядом с Верещагиным на фотографии. Она удивленно смотрела на Верещагина, на нежданных гостей.
Верещагин обернулся. Увидел женщину.
— Здравствуйте, — ответила она на приветствие Сухова и вышла в другую комнату.
— Ребята, я сейчас, — сказал Верещагин упавшим голосом и пошел за ней.
Петруха дернулся с места.
— Назад! — Сухов ухватил его за гимнастерку…
Женщина, это была жена Верещагина, плакала, прислонившись к дубовому комоду.
— Ты что говорил? — укоряла она сквозь слезы Верещагина. — Какие клятвы давал? Сдурел на старости лет!
Лицо Верещагина жалостливо скривилось.
— Настасья, — просительно сказал он.
— Мало тебе, что ты молодость мою сгубил, — продолжала Настасья, — а сейчас и вовсе вдовой оставить хочешь?!
— Настасья, — еще более просительно сказал Верещагин и, нагнувшись, поднял установленный на подоконнике ручной пулемет., t
— Ой, Паша! Пашенька! Паша! Пашенька, прости, Христом Богом прошу! Прости, Паша! — бросилась к нему Настасья и ухватилась за приклад пулемета. — Не ходи! Не ходи с ними. Погубят ни за грош!
Сухов и Петруха продолжали сидеть на своих местах. В комнату вошел с пулеметом в руках Верещагин.
— Вот что, ребята, — сказал он, переводя дыхание. — Пулемета я вам не дам.
Сухов встал на ноги.
— Павлины, говоришь? — сказал он, усмехнувшись. — Понятно… Пошли, Петруха.
Они прошли мимо Верещагина, все еще державшего пулемет в руках, и спустились во двор…
За воротами, в тени дувала, их ждал гарем.
— А вас кто сюда звал?! — прикрикнул Сухов на женщин, вскочивших при его появлении на ноги. — Марш в общежитие.
Женщины заторопились в сторону музея.
— С ними мы баркас на воду не спустим, — сказал Сухов Петрухе, — надо что-нибудь другое придумать…
Сухов и Петруха подтащили к баркасу ящик с динамитом, конфискованный у педжентских стариков.
Спустившись в трюм, Сухов прошел к мотору. Достав кусок бикфордова шнура, присоединил его к одному из цилиндров под свечу.
— Считай, — сказал он Петрухе и запустил мотор. Шнур загорелся. Петруха начал считать:
— Один, два, три, четыре… — Он досчитал до сорока двух, пока шнур весь сгорел. Отрезав новый кусок шнура, Сухов проделал эту операцию еще раз. Шнур загорелся снова. Убедившись таким образом в надежности своего замысла, Сухов вытащил из ящика несколько шашек, затем один конец бикфордова шнура присоединил к свече двигателя, другой — к ящику с динамитом.