Белое золото, черная смерть
Шрифт:
— За что их так? — удивился он.
— Ничего удивительного, — отозвался Гробовщик. — У этих бедолаг все равно нет денег на виски.
К ним подошел толстый и лысый бармен. Плечищи у него были как у лесоруба.
— Что вам, джентльмены? — спросил он.
— Ты что, друг, спятил? — удивился Гробовщик. — Какие здесь могут быть джентльмены?
У бармена было плохо с юмором.
— Все мои клиенты — джентльмены, — отозвался он.
— Два бурбона со льдом, — сказал Могильщик.
—
Бармен обслуживал их с той отработанной учтивостью, что приберегал для состоятельных клиентов. Он выбил чек и выложил на стойку сдачу. Затем глаза его заблистали при виде чаевых в полдоллара.
— Спасибо, джентльмены, — сказал он и, пройдя к столикам, мигнул красивой желтой проститутке в дальнем конце. На ней было облегающее красное платье.
Она непринужденно отъединилась от какого-то недотепы, которого тщетно пыталась расшевелить, и двинулась к стойке. Без лишних слов она втиснулась между Гробовщиком и Могильщиком и обняла своими крупными голыми желтыми руками их за плечи. От нее пахло немытыми подмышками, дешевыми духами и постелью. Обдав их перегаром виски, она спросила:
— Не желаете посмотреть на девушку?
— Где тут девушка? — осведомился Гробовщик.
Мгновенно убрав руку с его плеча, проститутка переключилась на Могильщика. Завсегдатаи бара с интересом следили за игрой, ожидая результата.
— Позже, — отрезал Могильщик. — Сперва я хочу кое-что сказать подручному Летуна.
— Подручному! — фыркнула девица. — Любой сам хозяин.
— Хозяин он или подручный, мне все одно надо с ним переговорить.
— Сперва побудь со мной. А я ему все передам.
— Нет, сначала дело!
— Не будь таким, солнышко, — сказала она, касаясь рукой его ноги. — Что может быть лучше постели. — Она щупала ему ребра, обещая блаженство. Внезапно ее пальцы наткнулись на что-то твердое, застыли, а потом ощупали кобуру, в которой был револьвер 38-го калибра. Она отняла руку, словно дотронулась до горячей сковородки. Тело ее напряглось, глаза расширились, а лицо ее постарело лет на двадцать. — Ты из синдиката? — спросила она напряженным шепотом.
Могильщик извлек из правого кармана пиджака бумажник и раскрыл его. Жетон сверкнул под лампой.
— Нет, я сам по себе, — сказал он.
Гробовщик смотрел на двоих барменов. На него с Могильщиком смотрели все в баре. Проститутка попятилась, рот ее превратился в алый шрам.
— Отстаньте от меня, — взвизгнула она. — Я порядочная дама.
Теперь взгляды завсегдатаев уставились в стаканы, словно на донышках были ответы на все вопросы, уши захлопнулись, словно дверцы сейфов, руки окоченели.
— Охотно поверю в это, если ты скажешь мне, где он, — проговорил Могильщик.
Бармен
— Где кто? — завизжала проститутка. — Я не знаю, кто вам нужен. Сижу здесь, занимаюсь своим делом, никого не обижаю, а тут входите вы и начинаете ко мне приставать. Я не уголовница, я честная христианка. — Голос у нее был хриплый от выпитого.
— Пошли, — сказал Гробовщик.
Один из пьяниц проснулся и вышел из бара через несколько минут. Он нашел детективов в машине, припаркованной в темном углу трущобного квартала на 113-й улице. Он быстро залез на заднее сиденье, как и предыдущий стукач.
— А я-то думал, ты надрался, Братец, — сказал Гробовщик.
Братец был старик с грязными растрепанными курчавыми волосами, подернутыми сединой, водянистыми глазами, когда-то карими, а теперь сильно осветлевшими, и кожей, цветом и фактурой напоминавшей сушеный чернослив. Его мятый старый летний костюм вонял мочой, блевотиной и собачьим дерьмом. Он действительно был алкоголиком, выглядел совершенно безобидным, но был их лучшим стукачом, потому что никто не принимал его всерьез.
— Нет, босс, сидел и ждал, — ответил он плаксивым заискивающим голосом.
— Ждал, когда удастся напиться?
— Точно так, босс, точно так.
— Знаешь, с кем он работал?
— С Лобоем большей частью. Они всегда работают на пару.
— Воруют, — резко поправил его Гробовщик. — Отбирают кошельки. Грабят женщин.
— Ну да, босс, у них это и называется работой.
— Ну и как они это делают? Хватают кошелек и дают деру или отбирают силой?
— За что купил, за то и продаю, босс. Люди говорят, что у них это называется «святой сон».
— Святой сон? Это еще что за чертовщина?
— Говорят, они сами это придумали. Они выбирают прихожанку, из тех, что носит кошелек под юбкой. Лобой гипнотизирует ее, словно змея птичку, — рассказывает ей свой святой сон. А Летун тем временем подкрадывается сзади, встает на колени, вырезает кусок юбки бритвой и срезает кошелек. Говорят, срабатывает отлично.
— Век живи — век учись, — сказал Гробовщик, а Могильщик спросил:
— Ты кого-нибудь из них сегодня вечером видел?
— Только Лобоя. Он был какой-то ошарашенный, перепуганный. Зашел к Хайдженксу уколоться, потом спустился в бар выпить винца. А затем в спешке убрался. Очень уж был взволнован и суетился.
— Где живет Лобой?
— Не знаю, босс. Где-то рядом. Хайдженкс должен знать.
— А эта шлюха, она делает вид, что владеет им с потрохами?
— Вешает лапшу на уши, босс, набивает себе цену. У Лобоя есть баба, только где-то в другом месте.