БЕЛОГВАРДЕЙЦЫ НА БАЛКАНАХ
Шрифт:
— На этом мы потеряем почти тысячу уже заработанных левов, — сказал рассудительный Тихонов. — А между тем есть верный способ на него повлиять мирным путем, в моей практике уже был такой случай. Предоставьте действовать мне, и ручаюсь, что с завтрашнего дня он нас будет кормить не хуже, чем первый хозяин.
— Чем же ты его думаешь пронять? — с сомнением спросил я.
— После объясню. А сейчас молчок и больше его не задирайте.
Мы прекратили пререкания, поели хлеба с чесноком и, не притронувшись к фасоли, возобновили работу. Велчо хладнокровно спрятал горшок с едой в торбу и отправился восвояси, пробормотав, что за ужином, когда мы по-настоящему проголодаемся, эта фасоль
Исполняя план Тихонова, мы кончили работу раньше обычного, помылись и отправились прямо в дукьян, где в этот час собирались все сливки сельского общества, потягивая черный кофе или ракию. Там уселись за столик подальше от стойки, и, выждав момент относительной тишины, Тихонов громко крикнул:
— Эй, хозяин! Дай-ка нам на четверых зарзават (восточное мясное блюдо с овощами), или что там у тебя есть. Да вали сразу двойные порции, мы голодны как собаки!
В трактире мгновенно прекратился галдеж, и все навострили уши. Тут каждый знал, что “руснаци” работают на хозяйских харчах, и потому слова Тихонова всех удивили.
— Да ведь вы работаете у Велчо? — спросил кто-то. — Что же, он вас не кормит?
— Кормит так, что с голоду подохнуть можно. Два дня не дает ничего, кроме сваренной на воде фасоли, а работа у нас, сами знаете, не легкая. Вот и приходится в дукьяне подкармливаться.
— Это позор! — сказал стоявший у стойки пожилой мужик.
— Велчо всегда был скрягой, — добавил другой.
— Когда собираем для попа, он дает меньше всех, — промолвил третий.
Большинство присутствующих принялись чехвостить бая Велчо, вспоминая все его прежние грехи, а мы тем временем закончили ужин, расплатились и вышли. У Велчо от ужина отказались, — что его нимало не огорчило, — и отправились прямиком в отведенный нам для спанья овин.
— Ну, завтра поглядим, какова тут сила общественного мнения, — укладываясь спать, промолвил Тихонов. — В селе Медникарове, где мы впервые применили этот метод воздействия, эффект получился замечательный.
Неплохим он оказался и в Златице. К обеду бай Велчо появился не с одной торбой, как прежде, а с двумя. Кроме хлеба и лука, в них оказался полуведерный горшок с жирным и вкусным мясным соусом, баница, два десятка вареных яиц и даже бутылка вина. Словом, поста как не бывало, да и сам хозяин, любезный и предупредительный, казался другим человеком. Только когда мы закончили трапезу, он не выдержал и принялся упрекать нас за то, что накануне мы пошли ужинать в дукьян, — теперь соседи не дают ему проходу и корят, что он голодом морит своих рабочих-руснаков.
— Ну и правильно, что корят, так тебе и надо, — сказал Смирнов.
— Это тебе наперед наука, — добавил Тихонов. — Но впрочем, если ты до конца будешь нас кормить так, как сегодня, мы еще зайдем в дукьян и обелим тебя перед односельчанами.
Дела военно-политические
Государственный переворот, в результате которого на смену полукоммунисту Стамболийскому пришло правое правительство Цанкова, случился в Болгарии весною 1923 года, когда мы были еще юнкерами. Если не считать того, что сам Стамболийский и кое-кто из его окружения были убиты, дело обошлось почти без кровопролития и гораздо легче, чем можно было ожидать. Русские воинские соединения никакого участия в этих событиях не принимали, и о их подготовке знало, может быть, только наше высшее начальство. В то время, когда в Софии совершался переворот, в тырново-сейменском районе все было совершенно спокойно, нигде не раздалось ни выстрела, и о смене власти мы узнали, когда дело было полностью закончено.
При новом правительстве русские вздохнули с облегчением — теперь можно было не опасаться того,
Именно потому, что политический переворот произошел сравнительно легко и безболезненно, подлинное спокойствие в стране наступило далеко не сразу. Силы левого лагеря, не потерпев значительного урона, внешне покорились обстоятельствам, но вместе с тем почти не скрывали своих истинных чувств и деятельно готовились к новому захвату власти. В провинции всюду шли брожения и беспорядки, нередко принимавшие форму местных мятежей, которые имели тенденцию в случае удачи перерасти в общее восстание.
Наш район, чисто земледельческий, был, пожалуй, наиболее спокойным, но и тут для поддержания порядка требовалось если не вмешательство, то постоянная демонстрация воинской силы. Взводы и эскадроны болгарского конного полка, которым командовал наш друг полковник Златев, с этой целью беспрерывно разъезжали по округу, и обычно одно их появление умиротворяло политические страсти, разбушевавшиеся в том или ином селе. Нужно сказать, что в Болгарии каждый безграмотный селяк считает себя великим политиком и обладателем панацеи от всех социальных болезней, и потому подобные страсти в любую минуту готовы вспыхнуть в каждом сельском кабаке, а оттуда вырваться на улицу.
Положение особенно обострилось через несколько месяцев после нашего производства в офицеры. Со дня на день все ожидали каких-то крупных событий. На случай внезапного восстания в самом Тырново-Сеймене или в ближайших селах всех русских тут тоже должным образом вооружили: вдобавок к холодному оружию и револьверам, которыми мы располагали, из возвращенного нам кубанского арсенала все получили винтовки и патроны; несколько пулеметов были тщательно вычищены и приведены в боевую готовность. В русском гарнизоне была установлена караульная служба, которую день несли сергиевцы, день — кубанцы. По ночам выставлялись дозоры и район казармы обходили вооруженные патрули. По счастью, все это совпало с зимним периодом, когда в селах работы не было и почти все мы сгруппировались в казарме.
В эту пору положение иной раз становилось настолько тревожным, что ночью нам приказывали спать не раздеваясь, с оружием под боком. Такая предосторожность была далеко не лишней, ибо в случае восстания главная опасность грозила именно нам, тому уже были примеры. Так, в городе Старая Загора, сравнительно недалеко от нас, восставшие коммунисты ночью врасплох напали на русскую казарму, в которой в это время было мало народу и все мирно спали. Несколько офицеров было при этом убито, а остальные избежали такой участи лишь потому, что успели забаррикадироваться в одном из помещений и отчаянно отбивались несколько часов, пока восстание не было подавлено.