Беломорско-Балтийский канал имени Сталина

Сборник

Он тут же старался отвечать на заявления и просьбы заключенных; стал читать заявление:

«Никогда я не переживала подлинных человеческих радостей и горестей. Все было не настоящее, нелепое, как в кошмаре. Мне уже за 40 лет. Я — дочь помещика Рязанской губернии. Тринадцати лет отдали в монастырь. В монастыре провела 26 лет. У меня две страсти, которые жгут и сжигают меня. Ненависть к богу, она зародилась еще в юности. Я боялась этой страсти, но она овладела мной целиком. Я в ее власти. Вторая, снедающая меня

страсть — неистовая, неумолимая жажда труда. Никто, как я, не изведал проклятья бездействия. Покой — величайшее проклятье. Я хочу жить, я уже живу.

Лагерница Евдокия Полунина»

Бермана поразило страстное стремление этой пожилой женщины к новой жизни. Соединив в одно, что он за это время увидел, испытал и узнал в лагерях, Матвей поразился размаху и новизне всего того дела, о котором тогда еще в Москве говорил Ягода. Он почувствовал, что работа уже забрала его целиком. Ему хотелось думать, изобретать и двигать вперед это дело, то самое, что в первую минуту он не смог связать с собой в один узел.

…Из Караганды Берман выехал на север, на Вишеру.

На Вишере строился бумажный комбинат. Здания уже были возведены. Сквозь незастекленные окна дули ветры.

Бермана прохватило, и к вечеру он слег.

К нему пришли местный врач, фельдшер и сиделка.

Матвей лежал на кровати около стены, срубленной из цельных сосновых бревен. В комнате пахло скипидаром. Матвею казалось, что в ухе, не переставая, цвирикает сверчок. Это было невыносимо. Он старался как можно ближе притиснуться ухом к подушке. Цвириканье продолжалось.

Врач стал его выслушивать. Берману показалось неловким, что люди, которые ему подчиняются по службе, видят его голым и больным.

Матвей надел рубашку, укрылся одеялом и робко спросил врача, как его зовут.

— Гинзбург, — сдержанно ответил тот.

У Гинзбурга были жирные глаза, похожие на маслины.

— За что вы сидите? — опять спросил Берман.

— 58/10. Петя, поставь-ка банки, — в одном тоне сказал врач.

У Пети были подавляющей тяжести руки. Он прикасался к оголенной спине — становилось холодно и как будто мокро.

Петя ставил банки с видимым наслаждением, а снимал их — как выстрел.

Лежа животом вниз, Берман спросил:

— Давно ли работаете фельдшером?

— Третий месяц, — сказал Петя.

— Чем же вы раньше занимались? — еще надеясь на что-то, спросил Берман.

— Бандитизмом, — кротко ответил фельдшер Петя. Матвею стало жарко.

Сиделка осталась на ночь. Свет падал на ее рябое лицо. Оно было похожим на белые восковые соты.

Больной смотрел на нее. Она встала с табуретки и подошла к нему.

Больной молчал. Сиделка терпеливо ждала.

— За что вы здесь? — с отчаянием спросил Берман.

Сиделка рассказала:

— Приревновав к мужу, я облила соседку серной кислотой.

Матвей облизал горячечные, покоробившиеся губы.

— Дайте мне градусник, — попросил он.

Температура

была 39,2.

Сколько овца дает приплода

Выздоровев, Берман возвратился в Москву.

По привычке, усвоенной, как казалось Берману, на школьной скамье, а на самом деле значительно позже — на работе в ЧК, — Матвей еще в поезде написал рапорт.

Придя к зампреду, он подал рапорт.

— Подождите, — сказал зампред, — я хочу вас самого послушать.

Берман доложил, что в Нарыме уже вырастили рожь и лен. Население больше не нуждается в завозном хлебе и скоро даст стране свою товарную продукцию.

— Подумайте теперь о пшенице, — сказал зампред таким тоном, как будто посев льна в Нарыме — это сущие пустяки, а вот о пшенице еще можно серьезно поговорить.

Берман далее рассказал о дорожном строительстве, о торфяных болотах, о свиноводческих и овцеводческих совхозах, радиевых рудниках, верфях, нефтяных вышках, лесных разработках, рыбных промыслах.

— Скажите, товарищ Берман, — неожиданно спросил зампред, — сколько грунта пойдет на километр железнодорожной насыпи?

И не было видно: спрашивает он или проверяет.

Берман ответил.

— А сколько можно в вагон погрузить дров?

Берман ответил.

— Это сухих, — сказал зампред, — а сырых?

Берман ответил.

— Сколько овца дает приплода?

Берман ответил.

Зампред еще спрашивал об осадке и тоннаже судов, какие средства употребляются против цынги, чем отличается карагандинский уголь от донецкого, какие бывают плоты, в какое время можно обучить неграмотного человека бетонному делу…

Берман отвечал. Ему казалось, что отвечает он уже второй день.

Далее Берман рассказал о лесорубах, плотниках, доярках, слесарях, механиках, больничных сестрах, сколько людей в лагере получили квалификацию, сколько научились грамоте, о детских яслях, лагерных агитбригадах и газетах.

Все лето Берман проработал в Москве. Берман завидовал Якову Рапопорту, который любой хозяйственный вопрос мог понять на лету. Правда, понимал Рапопорт как-то только для себя, не умея просто объяснить другому человеку. Берман тратил больше времени на то, чтобы освоить какое-нибудь новое дело. Он брал упорством и громадной работоспособностью. Берман завидовал своим товарищам, которые занимались только одним делом. Ему приходилось отвечать на всевозможные вопросы.

Он чувствовал, что знает только верхушки.

Работать в лагерях, не изучив дела, нельзя. Тут более чем где-либо чувствуешь указания Сталина об овладении техникой. Без освоения техники ни один чекист-коммунист не может работать в лагерях, не то аппарат начнет им командовать.

Все, что Берман узнавал и без чего не мог обойтись, заносил в книжку. В эту книжку в черном кожаном переплете он как бы хотел вобрать все лагеря, все строительства и все то, что они производят и какие именно люди это делают.