Белоснежка в трауре
Шрифт:
Минутное молчание, затем опять этот ненасытный голос, готовый вытащить меня с того света. Да я, если честно, и сама уже не понимала, на каком свете я нахожусь. Ей Богу, лучше уж к одному концу, чем так. То сон, то явь. Я уже не понимаю, где заканчивается одно и начинается другое. Сладкий, как мёд, голос продолжает говорить.
– Танечка моя. Я люблю тебя больше всего на свете, больше жизни своей. Прости меня за всё, что я сделал с тобой. Я боюсь подумать даже о том, что могу потерять тебя в этом мире. Таня, я веду переговоры с лучшими врачами для того, чтобы они помогли тебе выйти из комы. На днях мы с тобой отправляемся в Москву. Я заказал специальный реанемобиль. Через несколько дней в Москву прилетает профессор из Германии, который будет оперировать тебя. Он обещал мне, что ты поправишься. Твои врачи сообщили ему всё о твоей травме по видеосвязи.
Я уже вообще ничего не понимала, слушая весь этот бред. Какие профессора, какая Москва! Я не хочу никуда ехать и, тем более, не хочу, чтобы в моей голове кто-то копался. И опять быть марионеткой в чужих руках я тоже не хочу! Я хочу сама нести ответственность за свою жизнь и действовать так, как сама считаю нужным. Реанемобиль он мне нанял! Меня распирало такое зло, столько эмоций скопилось в моём бедном тщедушном тельце, что я думала, меня разорвёт от них прямо на больничной койке, и этот человек уже не захочет меня никуда везти. Но меня, естественно, не разорвало, я по прежнему не могла шевелиться и открывать глаза. Разве что, пульс мой возможно и изменился. Ну почему всё так? Иногда, впадая в забытьё я себя ощущаю совершенно нормальной. Я встаю с кровати, подхожу к окну и смотрю во двор. Всё это настолько реалистично, что я отказываюсь понимать, где сон, а где явь. А ведь я даже не знаю, есть ли здесь окно, и как вообще выглядит помещение, в котором я нахожусь. Всё-таки волнение моё сыграло со мной злую шутку, и я начала погружаться в забытьё, всё стремительнее и стремительнее уносясь куда-то в темноту. Посетитель мой ещё что-то бормотал, но я была уже далеко и едва различала эти странные звуки. Как же мне надоело слушать весь этот бред. Мне приходилось быть невольной свидетельницей прогнозов врачей, которые уверенно считают, что я совершенно безнадёжна. Так и хочется им ответить, что мол, товарищи врачи, не ведите таких разговоров рядом со своими пациентами, пусть даже и коматозными. Они ведь пока ещё живы. Мы слышим вас, и нам становится очень страшно от ваших речей. Будьте вы сдержаннее, обсуждайте всё на врачебных консилиумах, а к нам лучше родственников пускайте. Хотя, в моём случае, кроме Зои Михайловны и ребят из бригады ко мне никто не придёт. Этот посетитель удивительным образом прошёл ко мне в палату, хотя родственником его назвать очень сложно после всего того, что между нами было.
Я погрузилась в сон, и он, в отличие от ожиданий, был намного приятнее всех моих предыдущих снов. Мне снился луг, огромный, некошеный, одуряюще пахнущий смесью трав и полевыми цветами. Мы с Антошкой носимся по этому лугу, как угорелые. А вот и моя сестрёнка подходит к нам громко смеясь. Да не одна. Она ведёт за руки двух симпатичных детей, мальчика и девочку. Это же мои племянники Джон и Хелен. Я видела ребятишек только на фото и сейчас несказанно обрадовалась, увидав их рядом с собой. Кинулась обнимать их и целовать, а когда обернулась к сестре, то её уже не было рядом. Лишь Антошка махал рукой вслед большой белой птице, которая летела высоко в небесах. Она уносилась от нас с огромной скоростью и в считанные мгновенья растворилась в воздухе. Пока я смотрела в небо, дети тоже куда-то подевались, и я осталась одна, и вдруг опять эта вода. Меня подхватила невиданная сила и быстро-быстро понесла в чёрный водоворот. Я ощутила себя пёрышком, не способным оказать никакого сопротивления этой силе. И вдруг внезапно наступила блаженная тишина и покой. Я парила в невесомости и ничего не боялась. Решив, что умерла, я наконец-то успокоилась. Мне очень хотелось уже либо очнуться, либо уйти из жизни, но только не лежать, как манекен в палате реанимации. Но я ошиблась. Мне вдруг стало холодно и неуютно, и, удивительное дело, я почувствовала боль от укола. Видимо, медсестра выполняла текущие назначения врача. До этого боли я никогда не чувствовала. Затем кто-то склонился надо мной и провёл влажной ваткой по моим пересохшим губам. Какое же это было блаженство. Я интуитивно хотела сказать спасибо, но из горла вырвался лишь жалкий всхлип. Наверное, медсестра заинтересовалась моей реакцией, потому что я чувствовала её дыхание возле своего лица. От неё пахло лимонной карамелью, и мне очень захотелось увидеть поедателя этих восхитительных конфет, кстати, моих любимых. Я резко открыла глаза, сама не понимая, как это у меня получилось. Я услышала вскрик
– Вы слышите меня?
– произнёс незнакомый женский голос.
– Да, - попыталась я ответить, но опять услышала лишь неприятный скрип. Женщине и этого было достаточно. Торопливо прошептав "я сейчас", она унеслась из палаты, громко хлопнув дверью. Уже через минуту над моей жалкой персоной происходил самый настоящий медицинский консилиум. Я уже лучше различала лица, склонённые надо мной, ну а слышать я их, понятное дело, слышала. Это и раньше мне приходилось делать, став невольной свидетельницей их разговоров. Сама говорить я пока не могла, слишком болело пересохшее горло. Зато общалась теперь с медиками посредством рук. Они задавали свои вопросы, а я им руку пожимала при ответе "да" и, естественно, не пожимала при отрицательном ответе. Да-да, именно так! Я начала владеть своими пальцами. До ног пока дело не дошло, но медики в ближайшие мгновения собирались проверить абсолютно все мои функции.
– Ну, с возвращением тебя, Татьяна!
– сказала приятная молодая женщина, склонившись над моим лицом.
МЕДИУМ В ЗАКОНЕ
– Всё, девочки мои, не могу я так больше, - в сердцах воскликнула Зоя Михайловна, судорожно отхлёбывая остывший чай.
– Это Вы про приступы свои говорите?
– заметила наблюдательная Алёна.
– Про них окоянные! Всю душу они мне вымотали. Я как будто умираю вместе с этими несчастными, которых режут ножом, как барашков.
– Ужас какой!
– Ольга Леонидовна поспешно отодвинула от себя тарелочку с бутербродами, судорожно проглотив подступивший к горлу комок.
– Вот и я говорю, ужас. Пойду в полицию, расскажу о случившемся. Я теперь стала запоминать видения. Хотя, мои показания бедолаге этому несчастному уже не помогут, - виновато произнесла Зоя Михайловна.
– Ну, Зоечка Михайловна, Вы ведь не могли ничего сделать, правильно. Лишь только страдать и чувствовать то же, что и несчастный, а кстати, кто это был?
– Я не знаю, вроде мужчина. Я чувствовала себя очень грузным высоким человеком. Как его смог завалить этот сморчок, я ума не приложу.
На кухне воцарилось молчание. Затем Алёна осторожно уточнила у Зои Михайловны:
– Так Вы видели маньяка?
– Ну, да. Щуплый такой, глазки-буравчики. Но он неимоверно сильный. Будто какая-то мощь вселяется в него, что ли.
– А рисуете Вы хорошо?
– поинтересовался, молчавший до этого Никита.
– Вообще не умею рисовать. Я же левша.
– Так леворукие наоборот бывают очень талантливыми людьми, - проговорил Никита.
– Нас в советское время особо не привечали свои таланты развивать, - усмехнулась Зоя Михайловна, - мне вообще в начальных классах руку левую к туловищу приматывали и заставляли правой писать. Знаете, как я рыдала, от того, что не понимала, как это другие могут правой рукой писать. Я же вообще не могла. Поэтому за чистописание мне всё время нехорошие отметки ставили. А учительницу эту я до сих пор помню, лицо её ненавистное перед глазами стоит, хотя уже полвека прошло.
– Да уж, времена были.
– вздохнул Никита, - только я понять не могу, а умение рисовать тут при чём?
– Так мне и рисовать левой не давали, а правой я не могла. И сейчас не могу, а левую руку в этом плане не развили совсем. Вы бы только слышали, как на меня та учительница ругалась, позорила при всём классе. А ребятишки как издевались, жуть. Дети в этом возрасте и так-то жестоки, а если с подачи авторитетного взрослого, так и вовсе с катушек могли слететь. Мне иногда таких тумаков доставалось, сама себе не завидовала! Так что драться я научилась ещё в семь лет!
– Вас в полиции спросят, сможете ли Вы фоторобот преступника составить, - сказал Никита, - справитесь?
– Да я сутки готова сидеть этот фоторобот составлять, лишь бы поймали паразита!
– горячо произнесла Зоя Михайловна.
– Я могу подвести Вас, - предложила Ольга Леонидовна, - а ребята пока у Никиты побудут.
– Я бы не отказалась, конечно, - обрадовалась Зоя Михайловна, - а то одной как-то страшно. А ребята пусть тут побудут. Я думаю, Танечка бы не была против. Тем более, я такой супчик сварганила, пальчики оближешь! Попробуйте, ребятки. И кошечку свою не забудьте покормить, а то из неё уже высосали все соки, - рассмеялась Зоя Михайловна, посмотрев на переноску с животными, которую заботливо поставили у батареи.