Белые медведи
Шрифт:
Смешное дело, но мы – сильные, богатые люди – сбились сейчас в кучку, словно жалкие ободранные койоты, в ожидании исхода. Никто не выходит на дорогу с широко распахнутой на груди рубашкой и не размахивает победным флагом, хотя именно так мы привыкли вести себя по жизни. Такого поворота событий стоило ожидать: наши души слишком изнежились в золотых песках собственного успеха. Невидимые перья тщеславия теперь растут из наших спин, и это самое страшное, что могло случиться. К сожалению, понимание пришло только что.
Как бы то ни было, сдаваться нельзя, а никто и не собирался.
В «Троекурове» практически нет людей, что удивительно. Виной всему ужасная метель, которая до сих пор терроризирует город. Машины на всех основных магистралях растянулись в длинные пробки, напоминающие южно-африканских змей. Остальные дороги, которые поменьше, попросту занесло снегом так, что по ним вряд ли сможет проехать автомобиль, разве что вездеход с гусеницами вместо колес.
– Да, в такую погоду редкий мобильник работает нормально, – говорит Вова, и я, пожалуй, с ним согласен.
Остальные придерживаются того же мнения, о чем и сообщают.
– Стоит чуть-чуть испортиться погоде, как город впадает в кому, – говорит Маша Кокаинщица.
Я не совсем согласен с такой формулировкой, так как всем известно, что koma, в переводе с греческого, это глубокий сон, дремота. А в Большой советской энциклопедии на эту тему говорится, что коматозное состояние – это угрожающее жизни состояние, характеризующееся потерей сознания, резким ослаблением или отсутствием реакции на внешние раздражители, угасанием рефлексов до полного их исчезновения, нарушением глубины и частоты дыхания, изменением сосудистого тонуса, учащением или замедлением пульса, нарушением температурной регуляции.
Наш же город в период климатических катаклизмов похож скорее на эпилептика со свойственными этой болезни судорогами, аффективными нарушениями (страх, тоска, злобность или повышенно-экстатическое настроение), бредом и падениями. Я сам много раз был частью очередного припадка, пытаясь прорваться через городские джунгли во время муссонов.
– Да уж, – только и говорит Никифорыч.
Он хочет сказать что-то еще, но в этот момент входная дверь открывается, и на пороге мы видим Сергея, стряхивающего с рукавом куски слипшейся, затвердевшей массы.
– Дрянная погода! – ругается Сергея и, повесив пальто на вешалку, присаживается к нам.
Мы все приветствуем его, затем вкратце вводим в курс дела. Он слушает нас не без интереса, но больше с ухмылкой на лице, чем с озабоченностью. Рассказ начинается с предположений о маньяке-карлике и заканчивается пророчеством ведуньи Варвары. Я также сообщаю о своих подозрениях насчет болезни Инны.
Наконец Сергей отвечает:
– Ну, Машу я понять еще могу, – он еле скрывает улыбку. – Но вот остальных – нет. Саня, ты опять решил взяться за старое? Опять шпигуешь себя всякой гадостью?
Никифорыч морщится, а затем говорит:
– Все серьезно. Ты же меня знаешь, я никогда не волнуюсь по пустякам.
– А я вообще никогда не волнуюсь, –
Я напоминаю другу, что все происходящее ненамного бредовее его постановки «Гамлета». И в ответ получаю:
– Там все было реально, даже не спорь, – говорит Сергей и добавляет: классная была постановка, между прочим. И хватит уже об этом! Сколько лет-то прошло, а?
– Ты же сам видел надпись у Льва Соломоновича! – не унимаюсь я. – И его самого видел в тех ведерках. Это, по-твоему, не заслуживает волнения?
– Да, повод для беспокойства есть, – соглашается Сергей, но тут же замечает: еще больший повод для беспокойства – это то, что вы верите бредням какой-то старой ведьмы. На дворе двадцать первый век, друзья! Пора бы уже перестать пугаться открытых канализационных люков и пустых ведер на дороге.
Скептицизм – это великое достижение человечества, но в то же время и огромная его слабость. Ведь практически невозможно отделить зерна от плевел, бред от реальности, записки сумасшедшего от научного трактата. Когда человек фотографирует НЛО, его тут же обвиняют в подлоге, но всегда остается минимальная возможность того, что он – не мошенник.
Возможно, виной тому самая первая и, пожалуй, самая великая фото-фальшивка, с которой сталкивались люди. В то время, когда только была изобретена фотография, а фотоаппараты начали приобретать популярность, две маленькие ирландские девочки засняли на отцовскую камеру себя в окружении прекрасных фей с прозрачными крылышками и милыми улыбками. В эту авантюру поверили все, даже писатель Конан Дойл, который, между тем, всегда был приверженцем идеи существования потусторонних сил (о чем свидетельствуют его псевдонаучные работы и письма).
После обнародования тех снимков он написал статью о присутствии фей среди нас. И лишь спустя много лет, когда писатель уже умер, одна из девочек – тогда уже далеко пожилая женщина – созналась, что феи – это просто вырезанные из картона рисунки ее сестры. Трудно представить, но несколько десятков лет люди жили с доказательствами того, что феи существуют на самом деле. Интересно, каков тогда был мир?
– Скажу честно, – продолжает Сергей, – я осознаю то, что мы, в некотором роде, можем стать жертвами некоего сговора между неизвестными нам недоброжелателями, но я никогда не поверю в маленького человека, который скоро придет за Саней. Такого не бывает, и точка!
– Но Варвара… – пытаюсь возразить я.
– И ни слова больше о ней, иначе я прямо сейчас ухожу, – обрывает меня он, и я понимаю, что смысла упорствовать дальше нет.
Мы вздыхаем, но остаемся при своем мнении. Да, сейчас Сергея не переспорить, но позже он сам убедится во всем. Теперь же нам надо выработать план действий на ближайшее время. Об этом я и говорю.
Никифорыч берет слово:
– Во-первых, постоянно быть на связи. Во-вторых, я считаю, что телохранитель должен быть не только у Саши, но и у каждого из нас. Понятное дело, кроме меня, так как я сам могу любого охранника голыми руками положить.