Белые ночи
Шрифт:
Тигр великодушно наклонил лобастую голову и насмешливо посмотрел.
— Тогда я тебя понимаю, Трис — за таким, как за крепостной стеной себя чувствуешь, верно? Даже в Приграничье.
Я совсем насупилась.
— Не уверена.
— Значит, ты согласна? Ой, как хорошо! Просто отлично! — просияла Зита, немедленно ухватив меня за руку и потащив в сторону повозок. — Значит, ты мне поможешь в дороге, не то готовить одной — ужасно утомительно. Народу много, все голодные. А позволять им тянуть жребий и потом надеяться, что из этого выйдет что-нибудь приличное — глупо. Пойдем-пойдем, я тебе все покажу, где у нас…
Боже! Только этого не хватало!! Я угрюмо покосилась по сторонам и неожиданно наткнулась на откровенно издевательский взгляд оборотня. После чего окончательно поняла,
— Что ж, ладно. Я согласна. Но если вы решили брать с собой вон то, побитое молью чудовище, то пусть он хоть охотится для каравана. Должна же быть с него какая-то польза, кроме паленой шкуры и многочисленных блох?
У оборотня отвисла челюсть от такой наглости.
— А он может? — обрадовались люди. — Это здорово сэкономило бы время!
— Конечно, может. И будет с радостью нам помогать, если, конечно, все еще желает двигаться в том же направлении.
«А нет, так скатертью дорожка! — зло подумала я, когда меня обжег откровенно уничижающий тигриный взгляд. — И лучше б ты ко мне не приближался, скотина, а то я не посмотрю на зубы — так вмажу, что ты сам пожалеешь, что вообще вылез из своей клетки!»
Оборотень громко фыркнул, словно прекрасно меня расслышал, и, грациозно поднявшись, черной молнией скользнул прочь, оставив пришедших в себя и загомонивших караванщиков заниматься ранеными и собираться в дорогу. Я проводила мощную спину с плавно гуляющим из стороны в сторону хвостом нехорошим взглядом и быстро отвернулась, искренне надеясь, что больше никогда его не увижу.
А потом вздохнула и пошла принимать хозяйство.
11
Брегол действительно рассчитал свой путь чуть не по часам. Будучи в этих местах далеко не впервые, он отлично знал, где можно найти подходящее место для ночлега (а в Приграничье это ох, как важно! да и немного в округе таких мест!); знал, сколько времени надо потратить на дневной переход, чтобы не загнать лошадей, когда им следует дать роздых, а где, наоборот, нахлестывать и спешить так, будто сзади повисла целая стая голодных волков.
Уютная поляна на берегу неизвестной реки стала именно тем местом, откуда следовало без промедления уходить, позабыв про сон, боль и усталость — слишком красноречивыми были следы на траве, чтобы хоть кто-то усомнился в обоснованности приказа купца и посмел роптать на отсутствие заслуженного отдыха. Все отлично понимали, что надо двигаться дальше, что много времени оказалось потерянным, что до следующего привала еще идти и идти, а народу-то убавилось. Тогда как проблем и забот, напротив, заметно прибыло. Да и, честно говоря, нет никаких гарантий, что поблизости не обитают приятели убитых разбойников или не околачивается какая-нибудь особо пронырливая тварь из Приграничья.
В общем, с самого рассвета у нас не было ни одной свободной минуты, чтобы отдохнуть или вспомнить лишний раз о ночных тревогах: павших следовало похоронить, раненых перевязать, разбросанные вещи собрать, мешки увязать и закрепить заново, почистить оружие… Две телеги из десяти оказались разбиты — у одной была сильно повреждена задняя ось, а вторая в пылу схватки лишилась сразу обеих колес и одной оглобли, которой, как потом выяснилось, кто-то из караванщиков довольно успешно отмахивался от наседающих со всех сторон бандитов. Трое скакунов, предусмотрительно отведенных с вечера на соседнюю поляну, были зарублены и безжалостно истыканы стрелами. Десять человек (из них — шестеро возниц) оказались убиты, остальные в той или иной степени ранены, часть товаров пострадала или оказалась безвозвратно утеряна по причине топтания, разбивания или пропитывания кровью. Драгоценные рулоны с зиггским шелком, правда, не пострадали, но почти треть хрупких кувшинов с розовым маслом для храмов Двуединого были расколоты и теперь их безумно дорогое содержимое медленно вытекало наружу, насыщая утренний воздух сладковатым ароматом.
Бергол только
Купец хмуро покосился на свежевырытые могилы, на которые уставшие воины натаскали крупных речных валунов, и быстро отвернулся.
— Все, уходим. Остальное потом.
Затем также мрачно проследил за спешно перекладываемым товаром из двух разбитых телег, с непроницаемым лицом велел выбросить часть испорченных тканей, оставил на берегу немалую лужу протекшего масла, недовольно пожевал губами, но все-таки принял трудное решение и не поддался извечной купеческой жадности — взял с собой ровно столько, сколько могли без ущерба тянуть оставшиеся кони. И это было мудро — выносливых и могучих тяжеловозов в караване осталось всего восемь, телег тоже убавилось, но перегружать сверх имеющегося уцелевшие повозки было неразумно, потому что потерять лошадей значило потерять все остальное. А дорога в Приграничье неблизкая, трудная, не всегда хорошая. Если от изнеможения падут кони… или ногу подвернут… или надорвутся на холмистых землях… или не сумеют дотащить повозки до места… то лучше было не затевать этот поход — пользы от него никакой. Да и самому легко сложить голову, оставшись в безлюдных землях без единственного средства передвижения. Нет, конечно, всегда можно впрячь в телеги осиротевших скакунов погибших, но то были кони легкие, быстрые и абсолютно непривыкшие к неблагодарному труду тяжеловоза. Ну, протянут они с неделю, ну, выручат его ненадолго, а потом все равно выбьются из сил, и придется бросить не только их, но и товар, который просто не на ком станет везти.
Так стоит ли рисковать?
Брегол снова вздохнул и, молча простившись с погибшими, велел трогаться, оставив немалую часть добра валяться на земле, а бесхозных скакунов использовав в качестве вьючных и запасных. В конце концов, потом тоже продаст и этим хоть частично окупит затраты. Главное, что сам жив, да людей сберег, а остальное наверстается. Не сегодня, так завтра, не завтра, так через год. Коли силы есть, то и Двуединый не оставит своей милостью, коли сам сумел выжить, то и горевать об убытках кощунственно. Лучше возблагодарить Его и принять Его волю, как благо, потому что все могло сложиться совсем иначе.
От предложенного коня я благоразумно отказалась. Лестно, конечно, заполучить в качестве благодарности крепкого, выносливого скакуна, готового к дальней дороге, тем более что я сама не раз подумывала о том, чтобы поберечь свои ноги. Но сомнительное удовольствие трястись в неудобном седле целый день, да после бессонной ночи, да с моими-то невысокими ездовыми качествами, как-то не вдохновляло. Да еще тогда, когда есть возможность путешествовать с гораздо большим комфортом. Я не ханжа, не думайте, я просто реально смотрю на вещи и прекрасно понимаю, что совершенно не готова к полноценному дневному переходу на конской спине. Просто потому, что никогда прежде этим не занималась. Все-таки я городской житель. Коня, конечно, вижу не впервой, из седла по пути не вывалюсь, но до заправского наездника мне еще ой, как далеко.
Да, трясущаяся и нещадно дребезжащая телега мало подходит под определение «комфортного экипажа», но все же это лучше, чем потом мучиться от кровавых мозолей в самых неудобных местах. И потом со стонами думать, как устроиться на ночь, когда болят не только ноги, но и зад, и спина, и вообще все, что только можно.
Поэтому, недолго поразмыслив, я предпочла залезть в повозку и составить компанию раненым, за которыми все равно надо кому-то присматривать. Таковых, как выяснилось, было двое — наспех перевязанный мужчина в окровавленной рубахе и тяжело дышащий, совсем молодой еще возница с широкой раной на груди, которую кто-то милосердно закрыл чистыми тряпицами. Я только раз взглянула на пузырящуюся кровь в уголках его рта, неподвижно застывшие глаза, смертельно бледное лицо, и мигом поняла: не жилец. Хорошо, если до следующего утра дотянет — кажется, чужой меч проткнул легкое, а на пустой дороге, где до ближайшего мага, по меньшей мере, неделя пути, было не на что рассчитывать.