Белые одежды
Шрифт:
Быстро вышел Свешников в своем табачном костюме. Повел глазами: «пошли!», и два невысоких мужчины — плотный и крепкокостлявый — зашагали рядом по переулку, то попадая в яркий свет, то скрываясь в черной тени.
— Хороший вечерок, — сказал Михаил Порфирьевич, снимая пиджак и вешая его на плечо. — Что у вас. Учитель?
— Дело. Надо пойти куда-нибудь сесть.
— А в мешке что?
— Это самое дело.
— Ладно, не тяните. Что у вас?
— Там у меня три горшка с растениями. Знаменитый «Контумакс».
— Тот самый? За которым охота?
— Именно.
— Удалось! — закричал полковник, хватая Федора Ивановича за руку. Он, оказывается, был в курсе всех дел.
— Да. На одном растении три ягоды завязались. За эти ягоды Рядно может и убийцу подослать. Если узнает. А иной селекционер на Западе и миллион отвалит. Они, эти ягоды, в мешке, Михаил Порфирьевич.
— Понимаю. Хотите поставить у меня…
— Самое надежное место.
— Эт-то вы верно…
— Есть у вас балкон?
— Есть. Давайте инструкции.
— Надо так поставить, чтоб солнце падало, а человеческий глаз нет.
Свешников кивнул.
— Поливать не очень обильно. Водопроводной водой, два раза в день, под корень, не брызгать на листья. Земля чтоб сыроватая была. А воде давать постоять сутки. Чтоб хлор из нее… Вот и все. С ягодами осторожно, не задевать. Чтоб не отвалились…
— Все?
— Вы говорили, что вы фанатик.
— Да, говорил. И говорю: фанатик, фанатик я… Ну и что?
— Если ягоды погибнут, а еще хуже — если попадут в руки к парашютисту или к Рядно, считайте, что вы не оправдали той школы, когда на коновязи… Фотографировались когда…
— Примитивный подход, Федор Иванович… Примитивные, несерьезные слова. Вроде пропаганды. Не надо меня… Мои слабые места… так вульгарно… — полковник засмеялся мелко и нервно, словно постучал костяшкой. — Не надо так, не надо. Даже как будто не вы говорите. Тут ведь не поймешь, в общем шуме. Все не так… Генерал и Рядно, а за ними широкая публика и юные мичуринцы, если бы все узнали, что мы прячем эти ягоды, знаете, что кричали бы? Они подняли бы крик, что мы предаем интересы советской власти на важнейшем участке.
— Михаил Порфирьевич… Надо бы дать знать Ивану Ильичу.
— Их уже нет в нашем городе.
Оба сразу замолчали. Федор Иванович долго шел, ничего не видя.
— Отправили уже? — спросил, наконец.
— Отправили. Куда — не знаю даже я.
— Большие дали сроки?
— Стандартные. Все инструкции?
Федор Иванович молчал, опустив голову. Еще на одном участке его жизни появилась четкая определенность. Полковник не сводил с него глаз.
— Я говорю: инструкции все?
— Если ягоды попадут к Рядно…
— Кого учите! Давайте не убеждать друг друга криком и пробивными словами. Ах да… Вы же не признаете доверия, а знать вы меня еще не знаете… Ну что же — узнаете. До свидания.
В середине августа Федор Иванович ездил на один день в Москву. Он отвез в свою холостяцкую комнату, как бы уснувшую под налетом пыли, некоторые вещи, поскольку их негде было хранить. Туда были доставлены микроскоп и микротом Ивана Ильича и коробок с реактивами для
Заглянув в сберкассу, он уплатил за свое московское жилье на год вперед. Потом, спустившись в метро, полетел в центр, там разыскал старинное здание, все в лепных украшениях, а внутри его в полутемном коридоре на четвертом этаже — дверь с твердой бумажкой, на которой было напечатано: «Проблемы ботаники».
Редактор знал о нем. Сидевший боком к открытому окну загорелый старик с осанкой спортсмена, с выцветшими глазами и вертикальными складками на переносице и с тонкими металлическими очками, от которых свисали к плечам черные шнурки, — этот красивый старик холодно посмотрел и пригласил сесть. От жары приоткрывая рот при каждом вдохе, сказал, что редакция надеется получить материал к концу сентября. Потом, не оглядываясь, сунул руку куда-то назад и небрежно шлепнул на край стола толстую книгу. «К. Д. Рядно» — прочитал Федор Иванович. Это был только что вышедший учебник для сельскохозяйственных вузов и факультетов.
— На триста двадцатой странице, — сказал старик.
Федор Иванович открыл эту страницу и увидел на ней фото знакомой березовой ветки. «Автор лично наблюдал несколько таких случаев порождения березой ольхи, — писал Рядно в учебнике, вернее, писал Саул от имени Рядно. — Последний раз это было в мае 1949 года…»
«Контумакса» с отходящими листьями и три ягоды.
— Это могут быть и его собственные.
— Можно дать и фото собственных. Они как горох. А эти — как грецкие орехи.
— Я лично вам верю. Но строчку о семенах пока отрежем. Когда получите и прорастите, дадим второе обстоятельное сообщение с цитологическим анализом. Иван Ильич знает об этом?
— Были приняты меры, чтоб узнал. Только всех уже отправили…
— Жаль… Это был бы для него луч света. Колоссальный успех. И колоссальное поражение схоластов.
В этой редакции схоластами называли сторонников академика Рядно.
— Привозите, привозите фото. Как можно скорее. Не позднее сентября. Просунем в октябрьский номер. Место будет оставлено.
Старик-редактор поднялся, чтобы проводить Федора Ивановича. Подал ему сухую крепкую руку.
— Да! — спохватился. — Какой псевдоним берете? Я сегодня же засылаю в набор.
— Дайте пока… Пусть Ларионов. А когда уже будете ставить в номер, дайте настоящую фамилию.
Старик посмотрел обеспокоенно.
— Конечно, так было бы лучше всего. Но все же… Вы еще молодой…
— Ставьте, ставьте настоящую. Ведь статьи будет мало. Скажут, ложь, подтасовка. Понадобится подтверждение. И живой человек. Редколлегия ведь подписывает без псевдонимов…