Белые птицы детства
Шрифт:
— Папа,— встревожено позвал Карысь,— там... я.
— Что такое? — рассеянно ответил отец, вытиравший руки пучком соломы.
— Там я,—удивлённо повторил Карысь, показывая на глаз Перстня.
— А-а,—отец вяло улыбнулся,—это отражение.
— Почему?
— Ну, как тебе сказать... Отражение — и всё! — вдруг рассердился отец и вышел из стойла вслед за дедом Плехеевым.
Карысь остался один. Он долго смотрел на глянцевую, холодную поверхность глаза, силясь разгадать, как и когда он попал туда, и где он будет, если жеребёнок закроет глаз. Однако понять это, видимо, было
— Перстень, миленький, —всхлипнул Карысь, —не плачь, пожалуйста. Тебе папка ещё один укол сделает — и ты выздоровеешь. Не плачь, Перстенёк, не надо. Мы потом на полянку бегать пойдём. Ты хочешь на полянку?.. Хочешь?
Но Перстень молчал. Тогда Карысь начал осторожно поднимать его голову, жалобно приговаривая:
— Вставай, Перстень, вставай. Не надо больше лежать, вставай...
В это время в стойло заглянул дед Плехеев. Он удивлённо прислушался, подёргал себя за редкую бородёнку, опечалился и нарочно строго сказал Карысю:
— Тю-ю-ю, малохольный. Прими руки! Ему теперь покой нужен.
— Он плачет,— растерянно оглянулся Карысь.
— Повыдумывай мне ещё.
— Плачет,— упрямо повторил Карысь.
— Ну, значит, оздоравливает. Укол твоего батьки впрок пошёл... Пускай голову-то, пускай. Дай ему в себя прийти.
Карысь опустил голову Перстня, подумал и подтолкнул под голову солому из яслей, чтобы мягче было.
— Он правда выздоровеет? — исподлобья глянул Карысь на деда Плехеева.
— Всенепременно. Только ты тут не мельтеши.— Дед Плехеев отвёл глаза и раскашлялся.— Не мельтеши, говорю. Ему теперь в первую голову покой нужен. Беги, поиграйся.
Карысь повеселел, осторожно погладил остренький круп жеребёнка и едва слышно прошептал:
— Выздоравливай, Перстень. Я скоро опять приду.
— Пошли, пошли,— заторопил дед Плехеев.
— Я после обеда прибегу,—радостно сообщил Карысь, заглядывая снизу вверх деду Плехееву в глаза.— Можно, я ему хлебушка принесу?
— Можно, однако,— опять закашлялся дед Плехеев и непонятно добавил: — Ему скоро всё можно будет.
Обедал Карысь бегом. Он так торопился, что съел всё: и суп, и кашу, и компот с каралькой. Расправившись со всем этим, он облегчённо вздохнул и важно сообщил отцу:
— Перстень выздоравливает.
— Серёжа,— нахмурилась мать,— ты сидишь за столом!
— Я уже не за столом,—насупился Карысь,— я уже поел.
— Ну, а если ты уже поел,—не отступилась мать,—не мешай есть остальным... Займись чем-нибудь.
— Чем? — Карысь полез из-за стола.
— Вон Вера бабушке пошла помогать, и ты бы сходил,— ворчала мать вслед Карысю.— Так нет же, носишься целыми днями по...
Карысь тихонько прикрыл дверь
— А, Верный,—равнодушно сказал он,— ты с папкой убежал?
Верный завилял хвостом и вопросительно уставился на Карыся.
— Есть хочешь? — И тут Карысь вспомнил, что не взял хлеб для Перстня. Он немного помялся и пошёл в избу.
— Мама, дай мне кусочек хлеба.
— Ты не наелся? — Мать непонимающе посмотрела на него.
— Наелся.
— Так в чём же дело?
— Я Перстню понесу.
Но тут вмешался отец. Не глядя на Карыся, он сказал матери:
— Лида, дай ему хлеб. Пусть отнесёт.— Потом он повернулся к Карысю и спросил: — Тебе дед Плехеев ничего не говорил?
— Говорил,— обрадовался вопросу отца Карысь.
— А что он тебе говорил?
— Перстень выздоравливает. Мы скоро на полянку играть с ним побежим. Ведь можно на полянку?
— Можно... Только... его ведь должны были на пастбище увезти. Разве тебе дедушка Плехеев не сказал?
— Н-нет, а зачем на пастбище?
— Видишь ли... там много травы, свежий воздух, да и вообще... Он там быстрее выздоровеет.— Отец закурил и спрятался за дымом от Карыся.
— Вот тебе хлеб.— Мать посмотрела на него.— Неси своему Перстню.
Солнце висело невысоко над сопками. Было оно круглое, большое, но уже не жаркое и не слепило так глаза, как летом, от него не зажигались радуги по небу, и не поворачивались вслед за ним лопоухие подсолнухи. Но и не холодно ещё. Можно пока бегать в одной вельветовой курточке, но вот босиком уже не побежишь.
Спрятав кусок хлеба за пазуху и лишь самую малость отщипнув от него для Верного, Карысь спешил в конюшню. Он радовался заранее и представлял, как будет из рук кор мить Перстня и как Перстень быстро поправится, встанет на ноги и побежит с Карысем на полянку. И он будет играть с ним до тех пор, пока не придёт с работы Лёлька, мать Перстня. А когда Перстень вырастет большой и Карысь вырастет большой, они всё равно будут вместе, и Карысь никому не даст запрягать его в ходок и бить кнутом.
Так думал Карысь, пока вдруг не увидел, что из конюшни выходит Мотря Мясник. Мотрю Мясника Карысь всегда побаивался, потому что был он необыкновенно большой, хмурый и носил за голенищем длинный, узкий нож. Ножа Карысь, правда, не видел, но так говорил Витька. И ещё у Мотри Мясника были белые глаза. Это Карысь видел сам.
Мотря Мясник вразвалочку вышел из конюшни, что-то большое и рыжее неся на руках. Карысь замер, сердце у него сильно застучало, и он, округлив глаза, уставился на Мотрю Мясника.
— А ну, посторонись,—пробасил Мотря Мясник и медленно прошагал мимо Карыся в сторону теплушки.
Карысю стало совсем тревожно, и он бегом припустил в конюшню. Вбежав в распахнутые ворота и увидев деда Плехеева, Карысь вытащил из-за пазухи хлеб и неожиданно тихо сказал:
— Вот, хлеб принёс.
Дед Плехеев нахмурился и отвёл глаза.
— Дедушка, я хлеб принёс,— громче повторил Карысь и пошёл было к стойлу Перстня, но дед Плехеев перехватил его.
— Вот что, Карысь,—хмурясь, сказал он,—нету твово Перстня... Увезли его... Трофим на пастбище свёз.