Белые врата
Шрифт:
– Литвин? – переспрашивает. – Это ваша фамилия?
– Почти. Прозвище. Вы о чем-то хотели спросить, Арлетт?
– Нет. Хотела поговорить с вами и попрактиковаться в русском. Если вы не против.
– Вы прекрасно говорите по-русски.
– Иными словами, вы против?
– Иными словами – вы отлично говорите по-русски. Но я совсем не против помочь вам. Если ваш жених не против.
– Гаспар? Зачем ему быть против?
– Он не ревнив?
– Ревнив? – Арлетт хмурит брови, пытаясь сообразить, правильно ли поняла его слова. – Ну, кто же будет ревновать к разговору?
Литвин слегка усмехается. Разумно. А внимание Арлетт ему все равно приятно.
– Что у вас в рюкзаке, Арлетт? По-моему, он у вас еще больше моего.
– Стереокомпаратор.
– Что?!?
– Прибор такой, – смеется ученая дева. Артем вспоминает специальность Арлетт – гляциолог. – Для стереограмметрической съемки.
– А… – лучше не переспрашивать. – А чего мне не положили? Там еще есть место в рюкзаке… чуть-чуть.
– О, нет! Это очень дорогостоящий и… нежный прибор. Я его никому не доверяю!
– А он тяжелый?
– Ну… у меня не все его части – только самые ценные. Примерно двадцать килограмм.
– Ого! Тогда я рад, что вы его никому не доверяете.
Она оценила шутку и рассмеялась. И смех у нее тоже на удивление приятный.
Первая ночевка. У них одна трехместная и две двухместных палатки. Влюбленная французская парочка, братья-зайцы пригрели у себя растамана Коко… Артему достается в соседи по палатке херр Йобст. Ему, в общем-то, все равно. Хотя Бруно оказался достаточно шумным соседом: видимо, храпуны – это карма Литвина. Но Артему, тренированному долгим сожительством с Виталием, это совершенно не мешает заснуть. Впрочем, после первого тяжелого с непривычки дня он бы заснул мгновенно даже в том случае, если бы рядом ним соседствовал не солидно похрапывающий немец, а работающий ратрак.
Еще два дня похода проходят в том же спокойном темпе. «Я – маленькая лошадка», – напевает себе под нос Литвин, шагая по-прежнему замыкающим в группе. Возглавляет их процессию, как правило, мадмуазель Деларю, за исключением тех моментов, когда она присоединяется к Артему с целью попрактиковаться в русском. Или когда составляет компанию своему жениху, что, в общем-то, тоже вполне ожидаемо.
Темп их похода умеренный, но не расслабляющий. Люди постепенно, без напряжения и срывов, акклиматизируются в горах, с каждым днем набирая примерно по полкилометра вертикали. Все говорит о том, что экологи отнюдь не «европейские идиоты», а вполне бывалые и опытные люди.
На одной из ночевок, засидевшись у палатки с Удо и любуясь звездами, Артем задает мучающий его вопрос:
– Она робот? Или результат генного эксперимента?
Молодой, но не по годам серьезный немец шутки не понимает, но после пары уточнений до него доходит причина недоумения Литвина. И Удо даже скупо улыбается.
– А чего вы хотели, Артем, от дочери Бертрана Даларю?
– Кто такой Бертран Деларю? – Артем понимает, что выпендриваться со своим юмором лучше не стоит, и вопросы, если он хочет получить ответы, надо формулировать предельно четко.
– Не знаете? Странно. У вас в России много сильных альпинистов…
– Ее отец – альпинист?
– Ее отец – Бертран Деларю, – невозмутимо повторяет Удо. Предполагается, что этим все сказано. Однако Артем задает еще вопросы,
Вот, наконец, и достигнута точка для базового лагеря, откуда будут расходиться короткие однодневные походы в разные стороны – «радиалки». Разбиваются палатки, обустраивается территория. А вечером, после ужина, обсуждается план на завтра. На перевал уходят петрологи – Коко и Гаспар. Арлетт – у нее самая большая программа исследований, собирается в сторону ледника, до которого еще идти часа три. В помощь ей выделяют Артема – тащить детали того самого стерео-чего-то-там… Братья-зайцы-геохимики уходят в третьем направлении. Херр Йобст остается на хозяйстве – у него есть свой план исследований, который он пока может проводить непосредственно в окрестностях лагеря. Бруно минеролог, будет сковыривать какие-нибудь образцы со скал. К тому же, надо караулить спутниковую систему оповещения, приготовить ужин. Люди разойдутся по своим направлениям еще затемно, а вернутся лишь поздним вечером.
Подъем в пять, выход из лагеря в шесть. Рюкзак Артема под завязку забит деталями прибора с заковыристым названием. Идут они молча, в сторону от занимающегося рассвета. Арлетт сосредоточена, нет шуток, нет улыбок. Иногда бормочет себе что-то под нос, оглядываясь по сторонам. Ученые, что с них взять.
Досталось ему в тот день по полной программе. Шедшая с более легким рюкзаком и торопящаяся пораньше попасть на место проведения съемок Арлетт с самого начала задала такой темп, что Литвин только дышал тяжело, стараясь не отстать от француженки, и мрачно сверлил взглядом темноволосый затылок, удивляясь, что он в ней находил симпатичного. А затем он еще ненароком задел и свернул какую-то рейку на долго и тщательно устанавливаемом приборе, за что Арлетт с чувством ругалась на него на родном языке, а затем наградила его фразой, которая при других обстоятельствах его бы насмешила: «Литвин, вы настоящий русский медведь!».
Затем Артему удалось все-таки реабилитироваться. Несмотря на гуманитарное образование, он хорошо разбирался в технике и помог Арлетт устранить какую-то пустяковую неисправность в приборе. И вообще – более ничего не сворачивал, а, наоборот, всячески помогал. За что был назван молодцом и удостоен нового прозвища и перехода на «ты».
– Литвин?
– Ммм? – что-то более членораздельное сказать сложно, в зубах застрял шоколад – они перекусывают перед обратной дорогой. Солнце еще не село, но склоны гор уже четко разделились на солнечные и теневые.
– Мне не нравится называть тебя так. Это же не имя. И даже не фамилия. Кличка, как у собаки.
– Или лошади, – бормочет под нос Литвин. Однако Арлетт услышала и расхохоталась. Удивительно, но она единственная в группе, кто почти всегда понимает его дурацкий, по идее, должный быть чуждый им, иностранный юмор.
– Нет, ну правда, – увлеченно продолжает она. Француженка в прекрасном расположении духа, они выполнили все, что было запланировано и даже больше. – Может быть… – она задумчиво разглядывает Артема, наклонив голову. – Арти?