Белый Бурхан
Шрифт:
Дугпа Мунхийн сразу же сменил гнев на милость:
— Ты один здесь живешь, старик?
— Есть люди, — уклончиво ответил Шагдор. — В беде есть кому выручить, а при болезни подать кружку воды и кусок лепешки.
— Ты можешь собрать всех людей каньона для большого разговора?
Старик ответил не сразу. Долго курил свою трубку, потом начал прочищать мундштук, снова набил трубку табаком, улыбнулся:
— Большой разговор — праздник. Какой праздник ты хочешь устроить нам, чьи имена знают только пустыня и ветер?
— Ваши имена знает и небо! — снова вспылил дугпа Мунхийн, — и твои слова могут ему не понравиться! Старик Шагдор
— Я могу собрать людей, но они спросят: зачем мы нужны твоим гостям? Что я им отвечу?
— Ответишь, что обо всем они узнают от меня!
Шагдор снова задумался, потом нехотя кивнул:
— Я знаю обычаи. Я соберу людей, если ты принес в пустыню много новостей. Отчего бы их и не собрать, если так угодно гостям и случаю? Но сейчас — уже ночь.
— Утром! Пригласи не только мужчин, но и женщин.
— Женщинам нечего делать на суглане мужчин. Кто ты?
— Я — шакья Мунхийн. И я послан ко всем людям страны Шамо.
— Послан? — удивился старик. — Неужели кто-то о нас еще знает и помнит?
— О вас знает и помнит небо!
— Значит, ты послан небом? — рассмеялся старик.
— Да, я послан самим Гэссэр-ханом! Я его гонец!
Шагдор перестал смеяться и ехидно прищурился:
— Семьдесят зим живу, а впервые слышу, чтобы мертвые посылали к живым людям своих гонцов! Я не хочу смешить людей, гость.
Впервые Куулар встретил отпор и ничего не мог ему противопоставить, кроме грозного окрика:
— Я прокляну тебя! И ты попадешь в горячий ад!
— Я живу в таком аду, — ответил старик с достоинством. — Не думаю, что в настоящем аду мне будет хуже, чем здесь!
Лишь разгоралась заря восхода, когда Куулар рывком поднял себя с постели. Прошел к ближайшему леднику, лежащему на дне ущелья, по требованиям раджа-йоги [71] сделал ряд сложных физических упражнений не только руками, ногами и головой, но и внутренними органами, обтерся крупитчатым колючим снегом, вернулся в юрту. Хозяина уже не было. Проснувшийся Чочуш продирал сонные глаза, выцарапывая из них гной и размазывая его по щекам.
71
Раджа-йога — (путь господства над собственным телом) представляет собой совокупность методов физических и психических упражнений, направленных на «освобождение» души.
— Умойся, — сказал дугпа брезгливо. — Ручей течет у входа.
— Я не люблю воды.
— Ты боишься воды! — голос дугпы стал злым и жестким. — Но тебе придется отвыкать от твоих диких обычаев! Я не хочу, чтобы ты издох в стране Шамо! Ты мне нужен и, значит, нужен небу! Иди.
Чочуш прошел к ручью и с отвращением опустил свои черные от грязи ладони в его ледяные воды…
Вернулся хозяин юрты, неся в руках два бурдюка, протянул их Куулару, стоящему у порога и мрачно взирающему в раскаленную до белизны туманную даль, — там была дорога в глубину страны Шамо, самый тяжелый участок до сомона Хан-Богдо. Две ночевки на голых камнях!
— Хоть мы и повздорили с тобой ночью, гость, — сказал старик миролюбиво, — но я знаю обычаи пустыни. Возьми! Здесь — кумыс, а здесь — еда на три дня. Ты идешь к Орхону?
— Я иду в Тибет, в Лхасу!
— Поклонись Потале от всех нас. Да пусть будет легок ваш тяжелый и длинный путь! — Старик Шагдор с достоинством поклонился,
Глава восьмая
БЛАГОСЛОВЕНИЕ БОГОВ
В деле надо проявлять выдержку, в счастье — бдительность. И Деол и счастье теперь были у Пунцага. Выдержки тоже пока хватало, вот только бдительностью он еще не обзавелся и едва не поплатился за это на сорок восьмой день пути, когда на их караван напал отряд голаков. Только теперь, когда засвистели пули и караван лег, бывший ховрак пожалел, что отказался от оружия, хотя хорошую русскую трехлинейку предлагал ему ширетуй еще там, в Бурятии, когда на халат ламы он накинул грязную тибетскую шубу.
Пунцаг видел, как сверкнули вороненые стволы винтовок ховраков, как достал из-под теплого халата свой наган Жамц, выложил продолговатые бомбы, похожие на бутылки, личный ховрак-охранитель ширетуя Цулунбат, прислуживавший ранее самому Тундупу. А потом, когда голаки пошли в атаку, обнажив клинки, он оказался на их пути со своим ослом, и только случайно нащупанная им урга — палка с ременной петлей — спасла молодому баньди жизнь: Пунцаг ловко накинул ее на шею одному из всадников и свалил на землю, остальные попали под ураганный огонь и взрывы бомб, рассыпались по степи. Этот караван оказался им не по зубам, и они ушли, чтобы не искушать судьбу.
Пленный голак был допрошен Жамцем, разоружен и отпущен, а Пунцаг обзавелся не только конем, трофейным оружием, но и мешочком с серебром. Деньги он сразу же отдал ширетую, а шапку нацепил на себя, заткнул за опояску шубы два нагана и повесил на шею тяжелую длинную винтовку с плоским и широким штыком. Сыромятный ремень давил на шею, приклад лупил по боку, штык постоянно за все цеплялся, но Пунцаг и вида не подавал, что не только Не рад неожиданному подарку судьбы, но и готов освободиться от него в любой подходящий момент. Но все ховраки восторгались храбростью молодого ламы, и даже завистник Цулунбат сказал искренне:
— А ты, Пунц, не такой уж и слюнтяй!
Потом дорога стала хуже, а скоро — совсем плохой. А ведь еще недавно, проходя через земли Амдо, мимо священного Кукунора с его голубой водой, Пунцаг думал, что такие же благословенные места будут вести их до самой Лхасы. Но пошли сухие степи, полные разбойных шаек, за ними — солонцы и сыпучие пески, кочковатые болота… А опытные ховраки, ходившие с караванами в Лхасу уже не раз и не два, пугали еще большими бедами и трудностями пути: страной Цайдам [72] с ее болотами, в которых гибнут и тонут целые караваны; перевалом Танг-Ла, одно упоминание о котором заставляло их закрывать от страха глаза и совсем не дурашливо хвататься за сердце.
72
Цайдам (тиб. «ца» — соль, «дам» — грязь, болото) — замкнутая долина между хребтами Нань-Шань и Кунь-Лунь. Цайдам состоит из двух частей, различающихся между собой: южной — более ровной, изобилующей болотами и солончаками, и северной — более возвышенной, гористой местности. Для Ц. характерен своеобразный животный мир, особенно много птиц. Территория Ц. давно освоена монголами. Эта своеобразная этнографическая группа занималась скотоводством, в частности, разводила коней-иноходцев.