Белый Харбин: Середина 20-х

Мелихов Георгий Васильевич

Вообще, за период 1918–1921 гг. в город приезжали многие певцы и музыканты, в некоторых случаях они оставались в Харбине на долгое-долгое время.

Из прибывших на короткие гастроли, но внесших много ценного в музыкальную жизнь города отмечу певцов: Ивана Днепрова (великолепный тенор) — он дал несколько концертов и организовал постановку „Фауста“ под рояль; Лукина — артиста театра Музыкальной драмы в Петрограде, — баритон, дал несколько концертов, поставил „Евгения Онегина“ под рояль, некоторое время занимался преподаванием; Радеева — красивый лирический баритон, — выступал в концертах, преподавал, организовал постановки „Таис“ и „Севильского цирюльника“ с оркестром. Интересно отметить,

что у певшего Альмавиву тенора Герсдорфа голос был удивительно похожим по тембру на голос Радеева, и в некоторых сценах их, прямо до смешного, трудно было отличить одного от другого.

Эти певцы вместе с приехавшими и надолго оставшимися артистами: Зыряновой, Воиновым (из Благовещенской оперы Федорова), Григорьевым (драматический баритон), Теодориди (драматическое сопрано), Мамоновой (лирическое сопрано), Кармелинским (небольшой характерный лирический тенор) и другими создали костяк будущей постоянной и отличной Харбинской оперы. Был уже в Харбине и оперный дирижер — Фивейский.

Но организация постоянной оперы была пока еще впереди. Для этого нужен был инициативный энергичный человек, чтобы создать и укрепить постоянный хор, оркестр, балет и все это слить воедино. А такового не находилось. „Взвешенное“ положение с оперой сохранялось до осени 1922 г., когда вместо отдельных сцен из опер или даже полных опер под рояль, начались регулярные „настоящие“ оперные постановки. Но об этом несколько позже.

Здесь же еще несколько слов о музыке.

Так было раньше, и, по-видимому, будет всегда, что увлечение опереттой и оперой являлось уделом сравнительно небольшой части людей. Большинство, интересуясь музыкой, довольно равнодушны к такому сочетанию вокала и актерского мастерства, как оперетта и опера. Поэтому для такого большинства достаточно наличия: только хора — светского или духовного, или только оркестра — духового, народных инструментов, симфонического. При этом, конечно, следует отметить, что с оркестра народных инструментов, который составить всегда проще, у слушателей обычно и пробуждается общий музыкальный интерес, развивающийся потом и в интерес к симфонической музыке, к оперетте и опере. Это же наблюдалось и в Харбине.

Здесь всегда были оркестры народных инструментов, и они пользовались заслуженным успехом. Харбин очень любил светские и духовные хоры, которые были очень хороши. Неизменной любовью пользовались выступления военных духовых оркестров, имевшихся в русских пограничных войсках, находившихся на территории Маньчжурии. Но выступления военных духовых оркестров закончились, когда все пограничные войска ушли на фронт, и удовольствие послушать хороший духовой оркестр было прервано на несколько лет — до той поры, пока отступавшие на Владивосток белочехи не задержались в Маньчжурии и повсюду, и в Харбине в частности, охотно давали концерты в различных общественных местах и парках. Но чехи оставались в Маньчжурии недолго, и их оркестры заменил в городе организованный из русских духовой оркестр под управлением дирижера Винчи. Этот оркестр вел свою основную работу в саду Желсоба, там он играл по вечерам пять раз в неделю.

К этому времени в Харбине оказалось много музыкантов, приехавших из России. Из выдающихся музыкантов того времени отмечу: скрипачи — А. Гиллерсберг, Шифферблат, Трахтенберг, Подушка, Чухалдин; виолончелисты — Шевцов, Ульштейн; флейтист — Демидов; пианисты — Гиллерсберг, Мухлыпин. Приехали и первоклассные дирижеры — Меттер, а потом Слуцкий. В общем, создались все условия для организации симфонического оркестра. Инициативу организации такого оркестра взял на себя Желсоб и, нужно сказать, выполнил свою миссию блестяще!

Был составлен симфонический оркестр из 70(!) человек, и было решено, что

он будет выступать пять раз в неделю, а духовой оркестр — два раза… Такое решение вызвало вначале большое недовольство публики — казалось странным, что симфоническая музыка, которая многим почти незнакома и поэтому непонятна, будет исполняться так часто, а привычная и понятная духовая музыка — настолько редко. Однако дальнейшее показало, что решение было совершенно правильным и с далеким „прицелом“ — воспитать любовь к симфонии у самых широких слоев населения Харбина. Если в начале сезона симфонические концерты посещало сравнительно мало народа, то к концу первого сезона число посетителей увеличилось в несколько раз, а в последующие годы любителями симфонии стали уже тысячи. Посещение симфонии стало обычным и в то же время всегда праздничным занятием.

С большим почтением вспоминается элегантный, стройный седеющий дирижер Слуцкий. Блестящий дирижер, неутомимый наставник, он достиг великолепного звучания оркестра; под его руководством были разучены и исполнены десятки классических и современных музыкальных шедевров. Очень запомнился один из симфонических вечеров — бенефис виртуоза скрипача Чухалдина. Под аккомпанемент оркестра был исполнен „Большой концерт“ Венявского, а затем „на бис“ Чухалдин исполнил „Пляску ведьм“ Паганини. Должен сказать, что впечатление от игры оркестра и действительно изумительной игры Чухалдина было потрясающим.

Позднее основной состав оркестра в количестве 40 чел. вошел в состав музыкантов оперного оркестра. Концертмейстером первых скрипок был Трахтенберг, и в связи с ним вспоминается разговор, случившийся много лет спустя и связанный с приездом в Харбин знаменитого скрипача Я. Хейфеца. Трахтенберг рассказывал мне:

„С Хейфецем мы знакомы чуть ли не с детства, вместе заканчивали Петербургскую консерваторию у профессора Ауэра. Встретив Хейфеца в Харбине, я спросил его: „Скажи, Яша, что же, благодаря Ауэру ты стал знаменитым скрипачом?“ Хейфец улыбнулся и ответил: „Нет, благодаря отцу!“ Я рассмеялся потому, что мне был совершенно понятен смысл его слов. Дело было в том, что отец Хейфеца был сапожником и, мало понимая в музыке, твердо знал, что его сын очень талантлив и поэтому должен упорно заниматься скрипкой. Когда же Яша начинал лениться, отец без стеснения „учил“ его сапожной колодкой“.

Вскоре после создания симфонического оркестра произошло еще одно очень важное событие в музыкальной жизни Харбина. Наследники местного богача Скидельского (владельца Мулинских угольных копей) организовали так называемый Квинтет имени Скидельского. В его состав вошли: первая скрипка — А. Гиллерсберг, вторая — Кончестер, альт — Подушка, виолончель — Шевцов, рояль — Гиллерсберг. Квинтет дал в Харбине несколько концертов, художественная ценность которых была очень высокой“.

Политические события, как мы видим, не останавливали культурной жизни Харбина, напротив, возможно, даже стимулировали ее, потому что людям нужна была разрядка, отрешение, что ли, пусть хоть временное, от напряженной повседневности, от этой искусственно привнесенной в Харбин „революции“, что с успехом и давали им различные виды искусства.

В Харбине побывал в это время и кумир русского кино, актер Иван Ильич Мозжухин, впечатления которого от города остались самые благоприятные. Спустя много лет он вспоминал:

„Харбин я хорошо знаю, я там был в 17-м году. В самый разгар революции, перед началом большевизма.

Ездил туда на гастроли с драматической труппой. В России уже голодали, товары исчезали. Приехали в Харбин, там все по-старому, словно и революции в России не произошло. И дешевка на все страшная. Помню, купил тогда одних ботинок 40 пар. Двадцать пудов муки в Россию вывез…“