Белый конь
Шрифт:
Дома тетушки не находили себе места и бродили, натыкаясь друг на друга, каждый день писали письма и куда-то их отправляли: они искали свою младшую сестру, мать Луки, но никак не могли напасть на ее след, никто ничего о ней не знал.
Тетушкам по-прежнему было не до племянника, и Лука еще больше привязался к Андукапару, доверился ему, тот его подбадривал и утешал, держался с ним как с равным, развлекал и забавлял его как мог. А когда Лука грустил, он часами рассказывал ему о полной опасностей жизни Джеймса Кука и Ливингстона или о страшных приключениях искателей кладов и ловцов
Внезапно изменилась жизнь всего двора.
До войны соседям нечего было делить и скрывать друг от друга, большую часть жизни, начиная с ранней весны и до поздней осени, люди проводили во дворе и на балконах. Во дворе готовилась еда. На балконе завтракали, обедали и ужинали. Здесь же спали, здесь же устраивали словесные или рукопашные битвы, все, что попадалось на язык или под руку, не стесняясь, швыряли друг в друга. Правда, ссорились ненадолго, победитель на второй или на третий же день отправлял к побежденному посредников, но послы должны были делать вид, что никто их не посылал, что ими движет только горячее желание восстановить мир между соседями. После долгих просьб и уговоров обе стороны смущенно улыбались и роняли головы на грудь. Этим выражалось горькое сожаление по поводу вчерашней или позавчерашней стычки. И снова продолжались мирные добрососедские отношения.
Таков был распорядок дворовой жизни, уклад, которому все одинаково подчинялись.
Но этот привычный уклад был неожиданно нарушен.
Люди со дворов и балконов спрятались и укрылись в комнатах. Балконы опустели, безлюдными стали и двор, и берег Куры. Казалось, будто все это очень давно покинуто жителями. Все что-то скрывали. Не делились радостью, не признавались в печали. Прятали достаток и так же тщательно скрывали бедность. Можно было подумать, что в этом старом доме поселились совсем другие люди. И как временные постояльцы, плохо знающие друг друга, они друг другу не доверяли.
Только Андукапар не изменил своим правилам, жил по-старому, по-старому катил свое кресло на велосипедных колесах, останавливался возле перил с балясинами в углу балкона, который одной стороной выходил во двор, а другой — на Куру, и до самого вечера читал книги.
Глава вторая
Все лето Лука провел на берегу Куры. Купался в реке, валялся на солнцепеке, рыбачил.
— Лука! — окликнул его однажды знакомый голос.
Лука повернул голову и увидел дядю Ладо, стоявшего во дворе под липой.
— Ты что, не слышишь, Лука?!
— Слышу, дядя Ладо, иду!
Босой Лука с трудом побежал по нагретым солнцем камням и остановился у кирпичной стены, которая поднималась прямо с берега и кончалась на уровне двора.
Дядя Ладо присел на корточки и, словно поверяя большой секрет, тихонько, шепотом, проговорил:
— Пошли порыбачим, отведем душу хоть немного.
— Пошли, дядя Ладо! — сразу согласился Лука, боясь, как бы сосед не передумал взять его с собой на рыбалку.
До сих пор дядя Ладо никогда ему такого не предлагал, и неожиданное внимание старого рыбака взволновало Луку.
— Подожди меня здесь, я сейчас, — сказал дядя Ладо и ушел.
Дядя Ладо был старый рыбак, раньше рыбной
— А ну, держи, парень! — услыхал Лука голос дяди Ладо.
Дядя Ладо на веревке спустил с кирпичной стены ведро. Лука тотчас ухватился за дужку ведра.
— Постой, не спеши, там сеть, с этим ведром так легко не управишься.
Ведро и в самом деле оказалось тяжелым. Лука обхватил его обеими руками и с трудом сдвинул с места.
Дядя Ладо ловко сполз по стене и спрыгнул на берег. Взяв ведро, он направился к реке. Лука последовал за ним. Голый по пояс, рыбак был в холщовых штанах, старых и потертых.
— Ступай отвяжи лодку.
Лука побежал.
Лодка была привязана цепью к свае, вбитой в грунт. Лука отвязал дребезжащую цепь. Тем временем подошел и дядя Ладо. Сначала он поставил ведро, потом сошел в лодку и взял в руки шест.
— Садись!
Лука в ту же секунду спрыгнул и, испуганно съежившись, вцепился обеими руками в борта закачавшейся лодки.
— Ну и храбрец! Чего струсил?!
Лука виновато поглядел на дядю Ладо и улыбнулся. Постепенно он осмелел и поудобнее устроился на носу. И верно, чего ему бояться, когда он и сам прекрасно плавает. Уж не говоря о том, что рядом с дядей Ладо еще никому и никогда не угрожала опасность.
Дядя Ладо вел лодку вдоль берега против течения, он очень ловко управлялся с шестом. Жилы на его шее напряглись, под кожей, на плечах и на руках вздувались и перекатывались мускулы. Лука, сидя на носу лодки, наблюдал за каждым движением рыбака.
— Привяжи к этому кольцу веревку!
— Какую веревку?
— Которая в ведре.
Лука продел один конец веревки в железное кольцо, ввинченное в нос лодки, и крепко завязал. Он часто наблюдал с берега или с балкона, как рыбачил дядя Ладо. И потому уже знал, зачем была нужна эта длинная веревка. Тот, кто помогал дяде Ладо во время рыбалки, привязывал второй конец веревки к стене, с берега вклинивавшейся в реку, или к дамбе, а потом по мере необходимости удлинял и укорачивал веревку, чтобы рыбак закидывал сеть не на одном и том же месте. Причем эта веревка удерживала лодку, без веревки быстрое течение Куры унесло бы лодку вместе с рыбаками.
Дядя Ладо предупредил Луку, чтобы он держался покрепче и изменил курс. Со всей силой налегая на шест, он вывел лодку почти на самую середину реки. Потом отбросил шест и потянулся за веслами. Первая волна обрушилась на нос, распалась надвое и рассыпалась в воздухе крупными брызгами. Лодку качало, она накренялась то в одну, то в другую сторону, поднималась и опускалась на волнах. Восторг, вызванный скольжением по волнам, хмельной дрожью прошел по всему телу Луки. Одурманенный, он сам себе улыбался, словно пьяный.