Белый лебедь
Шрифт:
— Ах, что ты! Спасибо, — ответила она с робкой, но довольной улыбкой и танцующей походкой, изумившей Грейсона, направилась к мужу. Замешкавшись на мгновение, она глубоко вздохнула и положила изящную руку ему на плечо.
Брэдфорд резко вздернул голову, гладкие листы газеты зашуршали, когда он опустил на них мясистые руки.
— Что ты делаешь? — осведомился он. Эммелайн вздрогнула, но не отступила.
— Кажется, сегодня будет ужасный день. Зима в Бостоне бывает такой долгой.
Вытянув мощную шею,
— Ты нездорова?
— Нет-нет, муженек, — прощебетала Эммелайн, нервически посмеиваясь. — Я просто подумала, что такой день, как сегодня… Может быть, мы устроим пикник? — Она с нежностью смотрела на мужа. — В солнечной комнате. Как мы делали раньше.
— Как делали раньше? Господи, когда это мы устраивали пикники?
Ее пальцы замерли на темной шерстяной ткани его сюртука. Она покосилась на Грейсона, на щеках ее вспыхнули красные пятна.
— До того, как поженились, Брэдфорд. Еще когда ты за мной ухаживал.
Он снова уткнулся в свою газету.
— Тогда мы были молоды и занимались всякой чепухой, — проворчал он.
— Но я все еще чувствую себя молодой, — вздохнула она.
— Что? — недовольно спросил он.
— Я сказала, что все еще чувствую себя молодой, — повторила она, опуская руки и вымученно улыбаясь.
— Нет, миссис Хоторн, вы вовсе не молоды, — заявил Брэдфорд, — и лучше бы вам не забывать об этом.
От этой сцены Грейсону стало окончательно не по себе.
Наконец, когда бесконечная трапеза была окончена, Брэдфорд направился в свой кабинет, Эммелайн — к лестнице, а Грейсон — к выходу. Но всех троих остановил звонок в дверь.
Мгновение спустя в столовую вошел дворецкий.
— Миссис Хоторн, — с достоинством сообщил он — вам письмо.
И он протянул ей серебряный поднос с лежащим на нем хрустящим белым конвертом, запечатанным печатью с красиво вытисненными инициалами «Р.С.».
Эммелайн уставилась на белый конверт с таким видом, точно это было сообщение о смерти близкого человека. Но когда Грейсон хотел подать ей письмо, она бросилась вперед и судорожно схватила его.
Она снова села на стул, руки ее дрожали.
— Я уверена, что это какой — то пустяк.
Никто не сказал ни слова, и Брэдфорд, кажется, даже не заметил, что его жена повела себя как — то странно. Он сдержанно простился с Грейсоном и пошел к двери.
Едва отец удалился, Эммелайн вскочила.
— Я неважно себя чувствую. Мне нужно лечь. Ты меня извинишь, правда?
И она вышла из гостиной не оглядываясь.
Эммелайн быстро шла по Чарлз — стрит. Ее била нервная дрожь. Она как заклинание повторяла про себя содержание записки.
«Эм, либо вы придете ко мне, либо я к вам. Буду ждать в книжной лавке на Старом углу. Ричард».
Как он смеет?!
Она была рассержена и взволнована. Подумать только — увидеться с ним
Она встречала его несколько раз в скульптурной мастерской и держалась неизменно вежливо, но отчужденно, не поощряя его к фамильярности. Но каждый раз она с трудом противостояла его обаянию, и при виде его щеки ее вспыхивали жарким румянцем, словно ей было семнадцать лет.
Сегодня утром она устремилась к мужу, надеясь, что он поймет ее состояние и поможет преодолеть ее чувства к другому, которые неожиданно для нее самой вспыхнули с новой силой. Но Брэдфорд не захотел ей помочь.
Эммелайн, охваченная нетерпением, сидела в наемном экипаже, пробирающемся в потоках транспорта, запрудившего центр города. Она вспоминала те дни, когда она, девочкой, ускользнув с уроков, бежала в книжную лавку на Старом углу, где встречались Эмерсон и Лонгфелло. Это было место встреч известных писателей. Посещения этой лавки, разговоры, которые там велись, вызывали у нее стремление заниматься более значительным делом, чем вышивание алтарных покровов.
Впервые она столкнулась с идеями и рассуждениями, совершенно не похожими на те, что проповедовали ее гувернантки или молодые леди в чопорных гостиных бостонских богачей либо наставники в пансионе для юных бостонцев. Именно в этой книжной лавке у нее впервые зародилась мысль заняться лепкой, чтобы отточить свой ум, но не при помощи слов, как это делают писатели, а при помощи рук. Творить. Она полюбила присутствовать на долгих беседах, полюбила впервые обретенное ощущение собственного «я».
Но эта интересная жизнь продолжалась недолго, потому что ее обручили с Брэдфордом Хоторном.
Двухместный экипаж преградил им дорогу, и кеб Эммелайн остановился. Раздались крики и ругательства кучеров, доказывающих свое право проехать раньше других. Эммелайн схватила переговорную трубку и сказала извозчику, что она сойдет здесь.
Прежде чем он успел ей ответить, она спрыгнула на мостовую, вынула из ридикюля мелочь, расплатилась и начала пробираться между экипажами на другую сторону улицы. Она быстро шагала по тротуару, направляясь к лавке с красной крышей на углу Вашингтон-стрит и Скул-стрит. С бешено бьющимся сердцем она открыла дверь.
Глаза ее не сразу привыкли к полутьме, и ей сначала даже показалось, что в помещении никого нет. Она прошла внутрь, и запах пыльных старых книг наполнил ее воспоминаниями о былых днях. Ведь все могло бы сложиться по — другому, если бы… Если бы ее не выдали замуж за человека, которого она теперь ненавидит.
— Эм!
Она повернулась и увидела его. Высокий. Все еще красивый. Седеющие волосы придавали ему определенный шарм.
— Я рад, что вы пришли.
Она напряглась и прижала к себе бисерный ридикюль.