Белый мерседес
Шрифт:
Москва, как огромный мегаполис, годами работала, как гигантский пылесос, всасывала из окружающих регионов лучшие интеллектуальные силы, а выбрасывала обратно пыль. Людей без корней, определенных занятий, нравственных устоев или просто слабых, потерявшихся в большом городе.
Сейчас, наверное, уже трудно вспомнить, когда первый бомж, этот представитель падшего слоя общества, все уничтожающим ароматом, исходящим от его тела и одежды, возвестил о своем появлении в городе – герое Москве. Случилось это вероятно одновременно с рождением новой России. С тех пор бомжи стали
В скверике у Каланчевской площади рядом с кинотеатром «Перекоп» на скамейке лежал человек, прикрывшись газетой «Вечерняя Москва», в мятом и грязном пиджаке, одетым на голое тело, мирно подогнув ноги в коричневых сандалетах, в рваных, грязных носках неопределенного цвета. Прислонив голову на какой-то авоське не хуже чем на подушке, он негромко похрапывал. Эх, не перевелись еще на Руси богатыри да добры молодцы. Наверное, ему снилась просторная светлая комната и большая кровать, накрытая белоснежной простыней и он на ней. Сердобольные женщины, вглядываясь в колоритную одежду этого представителя рода человеческого, наверное, отмечали: «Хорошая проверка для широко рекламируемого стирального порошка «Тайд». Хотя нет. В данном случае, у этого средства не было никаких шансов.
Это был обычный мужичок неопределенного возраста, уставший бороться с притяжением Земли, выпивший немного лишнего на жаре. Короче, самый что ни есть настоящий бомж. А вокруг шумела людская толпа идущих по делам людей.
«Кто вы, безымянные дети? – думал про себя Родион, разглядывая бомжа, – Кто вы? Как вам удается при всей безнадежности и отчаянности положения быть беззаботными и жизнерадостными? Как появляетесь на свет? Как умираете? Чем живете? Он явно прибыл в Москву из страны под названием «мой адрес – Советский Союз».
Чуть подальше от пьяного спящего бомжа уютно пристроилась палатка с объявлением, написанного крупными буквами «Продаем водку в разлив», а напротив нее другая палатка, но уже с надписью совсем другого характера «Все режем». Крестовский заинтересованный этой вывеской толкнул дверь и обнаружил вместо логова тайных экстремистов магазинчик по продаже колбас и других мясных изделий. «Полный сервис» – подумал Родион. – Выпил, закусил, прилег. Все рядом».
Он подошел к мужику, занимавшему всю лавочку, и потряс его за плечо. – Господин хороший, можно вас побеспокоить? Давай двигайся. Разлегся как барин. Тайные пружины человеческого организма со скорбным треском прорывали потасканную обшивку, посыпалась дряхлая человеческая труха, послышался скрип и треск.
Бомж как-то сразу съежился и стал бормотать:
– Я, б…?! Да, б…, что я? Чо, ты меня б…, толкаешь? Хочешь, человека, б…, тебе покажу?
Что он этим хотел сказать? Хотя нет, все было понятно. Недаром, как утверждают ученые филологи, из «тринадцати великих» языков мира, русский язык один из самых распространенных и выразительных.
Мужик убрал ноги и поднял на Родиона мутные глаза.
– А на стакан водяры дашь? А то какой я тебя утром
Крестовский в соседней палатке купил сто грамм водки в одноразовом стаканчике. После приема на голую грудь стограммового стакана огненной жидкости, мужичок откусил краюху черного хлеба и был абсолютно счастлив. Потом почему-то сказал:
– Хорошо, что стакан одноразовый, а то столько кругом заразы, и грязь повсюду! Незнакомца, похоже, принятая доза только раззадорила. Он, постеснявшись, видно, еще попросить Крестовского купить водки, достал из сумки начатый флакон с ароматической жидкостью «Свежесть».
– Хлебнешь!
Родион посмотрел на протянутый флакон. И чтобы тактично отказаться ответил:
– Я еще не отошел от вчерашнего.
Бомж понимающе кивнул:
– Небось смешал?
– Смешал.
Тогда мужчина приложился к горлышку флакона. Ополовинив его, он очень серьезно представился:
– Глобус. Но прежде, чем Крестовский успел придумать себе правдоподобное имя, Глобус продолжал:
– А ты Бычок, понял?
– Почему Бычок?
– Бычок и все.
– Ну, хорошо, пусть Бычок.
– Тогда пей, – еще раз предложил Глобус и протянул ему флакон. – Не бойся, от «Свежести» ничего не будет.
– Извини, ну не хочется. Как узнал вскоре Крестовский, Глобус собирался в Сочи на зимовку.
– Знаешь, почему мне нравится этот город?
– Почему?
– Зимой в Сочи можно ходить без носков…
Потом наступила долгая пауза. После нее Глобус рассказал о себе.
– Я ведь когда-то был нормальным мужиком. Имел семью, квартиру, работу, а как-то спьяну избил жену. Она в милицию. Ну и меня посадили – за хулиганство. Вернулся – жена не прописала. Нет прописки, не берут на работу. Сначала по друзьям, родственникам скитался, потом по чердакам, подвалам, теперь и друзей нет. Только подвалы. Вот скажи, ты меня уважаешь?
– Уважаю!
– Серьезно?
– Конечно.
– Уважаешь?! Но ты мне не друг!
– Почему?
– Потому, что «Свежесть» не пьешь, Бычок.
– Ну и что ж ты, – пожалел Крестовский Глобуса.
– Пошел бы в милицию. Куда-нибудь пристроили бы.
Глобус возмутился:
– Теперь милиция проходит мимо. Прошу – возьмите меня, братцы, в тюрьму. А они мне – катись! Ты, говорят, Глобус, бумаги вначале собери, – тут бродяга посмотрел на положение солнца и сказал озабоченно. – Вот тут я с тобой прохлаждаюсь, а ведь мне на рынок пора за продуктами.
– Куда?
– Думаешь, я святым духом питаюсь?
– Грузчиком подрабатываешь?
– Че-го-о? – искренне удивился бомж и засмеялся. – Ага, из мусорки объедки таскаю!
– Так объедками и питаешься?
– Ты что совсем? – покрутил он пальцем у виска. – Объедки для шавки. Я только экологически чистое ем.
– Крадешь?
– Беру! Иду и беру. На прилавках много чего лежит.
– А если не дадут?
– Лучше сразу на продукт плюнуть или пальцем поковырять. Початое не отберут.