Белый павлин. Терзание плоти
Шрифт:
— Вот уж не думала, не гадала! — воскликнула она, стараясь не показать, что она догадалась о причине его приезда. — Забавно, что вы сегодня приехали рано утром.
Ее глаза, счастливые черные глаза, не встревоженные ничем, такие искренние и добрые, смотрели на нас вопрошающим взглядом малиновки. Ее глаза отличались от глаз Сакстона: темные, они никогда не застывали, никогда не замирали, никогда не выражали боли, обиды или восторга.
— Ты готова? — спросил он, улыбаясь ей сверху.
— Для чего? — спросила она в смущении.
— Чтобы
— А я собиралась готовить пудинг, — воскликнула она.
— Бросай все дела… надень шляпу.
— Но ты посмотри на меня! Я же сейчас собирала крыжовник. Посмотри! — она показала ему ягоды и царапины на руках.
— Ай-яй-яй! — сказал он, потянув ее за рукав. Она вырвала руку, улыбаясь и лучась от счастья. Я почувствовал запах белых лилий.
— Но ты ведь не это имеешь в виду, да? — сказала она, подняв к нему лицо, круглое и сияющее, как вишня. Вместо ответа он развернул разрешение на брак. Она прочитала его и в смущении отвернулась, проговорив:
— Ну, я к этому была готова. Ты не зайдешь, не скажешь бабушке?
— А есть ли в этом необходимость? — спросил он.
— Да, пойди и скажи ей, — настаивала Мег.
Он пошел. Я же предпочел не заходить в дом. Мег выбежала из дома со стаканом пива для меня.
— Мы не задержимся, — сказала она. — Я только надену другое платье.
Я услышал, как Джордж тяжелой походкой поднялся по лестнице наверх и как он открыл дверь туда, где лежала бабушка.
— Что случилось, паренек? Что привело тебя к нам так рано? — спросила она.
— Как себя чувствуешь, тетушка? — спросил в свою очередь он.
— О, прискорбно, прискорбно! Немного осталось до того момента, как меня вынесут отсюда…
— Не надо, так говорить, не надо!.. Я только что из Ноттингема… Хочу, чтобы Мег поехала со мной.
— Зачем? — резко воскликнула старуха.
— Хочу на ней жениться, — ответил он.
— Что! Что ты сказал? А брачное разрешение, а кольцо, а все такое прочее?
— Обо всем этом я позаботился, — ответил он.
— Ну, вот это здорово, должна я сказать! Что же это за свадьба получается! Тяп-ляп, и все!
— Вы же знаете, что я хотел жениться на ней. Я же об этом прямо говорил. И не хотел никакой лишней болтовни на эту тему.
— То есть решил потихоньку! А что плохого, если народ станет говорить об этом? Не за негра же она замуж выходит, чего тут бояться?.. Никогда я этого от тебя не ожидала… Чего вы опасаетесь, почему все так вдруг?
— Мне кажется, что никакой спешки нет.
— Никакой спешки!.. — воскликнула старая леди с сарказмом. — Я не допущу никакой спешки! Она не поедет с тобой сегодня.
Он засмеялся, тоже саркастически. Старая дева была рассержена. Она вылила на него свое раздражение, заявив, что она не примет Мег в свой дом и не даст ей ни пенни, если та выйдет за него замуж в этот день.
— Ну и не надо, — сказал Джордж, тоже рассердившись.
Мег поспешила в комнату.
— Сними
— Ну, бабушка!.. — начала Мег.
Кровать скрипнула, поскольку старая леди попыталась встать.
— Сними, а то я сама сниму! — крикнула она.
— Ой, бабушка, не вставай, ты можешь навредить себе, ты же знаешь…
— Ты идешь Мег? — спросил вдруг Джордж.
— Нет! — воскликнула старуха.
— Ты идешь, Мег? — повторил Джордж терпеливо.
Мег начала плакать. Полагаю, она смотрела на него сквозь слезы. Потом я услышал плач старухи и звуки шагов.
— Ты уводишь ее, точно она гусыня, служанка! Ты больше не войдешь в этот дом! Не возвращайся домой после этого, девчонка! — кричала старуха все громче и громче. Джордж появился в дверях, держа Мег под руку. Она была несколько расстроена и плакала. Поля ее шляпы с большими розами из шелка закрывали глаза. На ней было белое платье. Они уселись в повозку. Я передал ему вожжи и перебрался на заднее сиденье. Старуха слышала через открытое окно, как мы отъезжаем, и кричала:
— Не попадайся мне на глаза больше, неблагодарная девчонка. Не приходи ко мне…
Мы уезжали, а вслед нам неслись эти слова. Джордж сидел и молчал. Мег тихо плакала. Мы проехали большое расстояние и очутились под буками церковного двора, высоко над дорогой. Мег, поправив шляпу, наклонила голову, задувал ветер. Ей было уже некогда плакать, надо было спешно привести в порядок свою одежду.
Мы объехали болото по краю, потом проделали короткую дистанцию верх по холму в Уотналл. Кобыла пошла медленней. Мег, спокойно приводившая себя в порядок, воскликнула жалобно:
— Ой, у меня только одна перчатка! — Она смотрела на старую шелковую перчатку, лежавшую у нее на коленях, потом поискала среди юбок. — Должно быть, я оставила ее в спальне, — сказала она с горечью.
Он засмеялся, и его гнев вдруг пропал.
— Какое это имеет значение? Обойдемся.
При звуке его голоса она вновь собралась с мыслями и опять заплакала, захныкала.
— Не надо, — сказал он, — не надо беспокоиться о старухе. Завтра она изменит свое отношение. А если этого не произойдет, пусть пеняет на себя. А помогать ей будет Полли.
— Но она же такая несчастная… — захныкала Мег.
— Сама виновата. В любом случае не делай несчастной себя…
Он огляделся, потом обнял ее рукой за талию и поцеловал, мягко и ласково сказав:
— Завтра с ней будет все в порядке. Мы зайдем к ней, навестим ее, и она будет рада видеть нас. Мы сдадимся на ее милость, бедной старой бабуси, она сможет снова помыкать тобой, а заодно и мной с завтрашнего дня столько, сколько ей захочется. Она все болезненно воспринимает, потому что прикована к кровати. Но сегодняшний день — наш, ведь правда? Сегодняшний день наш, ты же не испытываешь сожалений по этому поводу, ведь так?