Белый шаман
Шрифт:
— Нет, это я плохо понимаю. Что-то есть здесь недоступное моему рассудку.
Вот об этом Пойгин с горечью думал и сейчас, наблюдая, как Тильмытиль вместе с Чугуновым заглядывает в книжицу и что-то там, видно, понимает. А он, Пойгин, так никогда из этой книжицы ничего и не поймет. Умолкнет мотор, и ничего не сделаешь, если не обратишься к книжице за советом.
Ветер дул с берега, и байдару все дальше уносило в море. Трудно будет возвращаться в Тынуп, если придется идти на веслах. Маячат на берегу жилища Тынупа. Вон стоят рядом три новых дома — подарок райсовета тынупцам. Один
Пойгин всматривается в жилища Тынупа, напряженно морщит лоб: что же все-таки главное? Привычка, наверное. В яранге все знакомо с детства, даже дымок от костра, шкуры, пропитанные дымом, пахнут по-особенному; и жить без этого запаха — это все равно что воду пить во сне — никогда не утолишь жажду.
А Кайти ходит к дому по нескольку раз в день, умоляюще смотрит на Пойгина, ждет, когда он переборет себя. Пожалуй, надо перебороть, именно ради Кайти. Когда она рассказывает, каким чистым будет их дом, то вся будто светится и слова такие находит, что их можно назвать по праву говорениями. Да, надо вселяться в новый очаг, надо порадовать Кайти.
Чугунов закрыл книжицу, дотронулся до плеча Пойгина:
— О чем размечтался? Очнись. Я, кажется, понял главную причину, почему глохнет мотор. Необходимо жиклер поточней отрегулировать. Вот смотри, как это делается…
Увлеченный постижением мотора, Чугунов только сейчас заметил, как далеко унесло байдару.
— Ого! Того и гляди, у Северного полюса очутимся.
Ну и попыхтим на веслах против ветра, если мотор не заведется.
Однако мотор завелся. Когда он взревел, Пойгин по-отечески прижал голову Тильмытиля к своей груди и сказал:
— Учись и ты понимать этого железного идола — у тебя рассудок, достойный рассудка твоего отца, ты сможешь.
Тильмытиль заулыбался, потом важно приосанился, щуря глаза от встречного ветра.
— Ну, капитан, бери власть на корабле в свои руки. Одним словом, рули сам.
Пойгин пересел на корму, взялся за ручку мотора. Огнедышащий головастый идол дрожал от избытка яростной силы, и эта дрожь передавалась через руку к самому сердцу Пойгина: вот такая же сила бушует и в нем, и потому он все сможет и все одолеет, даже тайну немоговорящих вестей. Вот однажды проснется что-то необыкновенное, и Пойгин поймет, что тайна постигнута, рассудок его пробился в неведомое, как свет Эль-кэп-енэр пробивается в земной мир через облака и туманы.
Почти все тынупцы выбежали встречать байдару, на которой гудел мотор. Пойгин окинул толпу внимательным взглядом. Вон и Кайти чуть в стороне от всех. Смотри, смотри, Кайти, что умеет делать твой Пойгин, какая силища «живого железа» теперь подвластна ему. Не волнуйся, Кайти, Пойгин не расшибется, врезаясь на полном ходу в берег.
— Та-а-ак, сбавь обороты, — подсказывал Чугунов, — гаси скорость. Теперь
Едва Пойгин сошел на берег, как перед ним оказался Ятчоль в своем «галипэ».
— Вот газета! — потряс синим конвертом перед самым носом Пойгина неукротимый в своем ликовании Ятчоль. — Тут я… я тебе укор… можно сказать, не только укор… пожалуй, даже проклятье!
Мильхэр попытался оттеснить скандалиста от Пойгина, но тот забегал к нему с другой стороны и твердил свое:
— Да, можно сказать, что это даже проклятье! А те хорошие 'слова, которые я в газете о тебе говорю… это так, их придумал Гена. Молод еще, глуповат, наверное.
Пойгин, мрачно посасывая трубку, мучился в недоумении.
— О чем ты болтаешь? Смотри, как бы ветром не унесло тебя в море на крыльях твоего галипэ.
Кайти по-прежнему стояла чуть в стороне. Лицо у нее было таким печальным, что Пойгин отмахнулся от Ятчоля, устремился к жене.
— Почему у тебя такое лицо? Ты заболела?
Кайти медленно покачала головой, дескать, дело не в этом.
— Я вижу, что-то случилось. Тебя обидели?
И опять Кайти, будто видел Пойгин ее во сне, медленно покачала головой, отрицая и это.
— Я хочу тебя обрадовать. Я все обдумал. У нас будет новый очаг. Через день, через два состоится наше вселение в дом…
И опять Кайти отрицательно покачала головой, а в глазах ее отразилась такая боль, что Пойгин невольно схватил ее за плечи.
— Что случилось с тобой? Ты не хочешь вселяться в дом?
— В дом будет вселяться Ятчоль, — едва слышно промолвила Кайти и заплакала.
— Почему Ятчоль? Кто сказал?!
— В Тынуп приехал большой очоч. Он сказал…
А в Тынуп прибыл не кто иной, как Величко. Был он к этому времени уже заместителем председателя райисполкома; в гору пошел, как только в край отозвали секретаря райкома Сергеева. Медлительный, вальяжный, он не растерял своей улыбчивости, пошучивал, посмеивался, хотя и давал понять тем, кто раньше не слишком чтил его, что он не так уж и забывчив. Особенно он это подчеркивал сейчас, при встрече с Медведевым.
— Давненько не бывал я в Тынупе, — сказал Величко с тем наигранным добродушием, за которым таилось: ну вот я до вас наконец и добрался. — Преображается Тынуп. Летом я здесь впервые… Вид прекрасный.
Не могу не согласиться, — сдержанно ответил Артем Петрович. — Прошу вас, присаживайтесь.
Величко медленно опустился в кресло у стола, Медведев сел во второе — напротив гостя.
— Да, поселок стал посолиднее, — с удовольствием повторил свою мысль Величко. — Кстати, три этих дома… подарок райсовета лучшим охотникам, как они… уже заселены?
— Два завтра-послезавтра заселяются.
— Кем?
— В одном будет жить председатель сельсовета Акко. Во втором — лучший бригадир Мильхэр. Ну а третий… Третий… полагаю, там будет жить председатель артели Пойгин.
Величко вытащил из портфеля окружную газету:
— Вот это читал?
— Прочел…
— Ну и что скажешь?
— Сочинил некто Коробов человека по имени Ятчоль. И тот дал председателю артели кое-какие полезные советы. Но лучше бы Коробов сделал это от собственного имени.