Белый шаман
Шрифт:
Выстрел Пойгина заставил его выронить нож. Медленно опустился он на колени, цепляясь за скалу. Пойгин выстрелил еще дважды.
— Ну вот, я убил в тебе три росомахи, — сказал он, протирая тыльной стороной руки глаза. — Одну с твоим ликом, вторую с ликом твоего брата, третью с ликом Рырки. А четвертой — с ликом Эттыкая — я шлю предупреждение!..
Пойгин выстрелил в скалу, чуть повыше мертвого Аляека. В памяти всплыли красные пятна крови под Кайти и Клявылем. Застонав, Пойгин бросился вниз, рискуя разбить о камни голову.
Кайти внизу не оказалось.
— Где, где она? — закричал
— Тагро увез ее на берег. Она еще жива, — ответил Майна-Воопка и кивнул угрюмо в сторону Клявыля. — А он… он… Ему уже никто не поможет, даже русские шаманы…
Пойгин медленно подошел к Клявылю. Был он перевернут вверх лицом, и незакрытые глаза его незряче смотрели в небо. И казалось, что он разглядывает недоступную взору живого Долину предков, выбирая тропу иной своей судьбы…
Часть третья
1
Велика сила памяти: сколько лет прошло, а Пойгин со сих пор слышит гром того бубна, что поднял он над головой на освещенном первым солнечным лучом перевале… Гремит бубен. Звуки его уплывают к самой дальней звезде. Вот, кажется, и горы, и Пойгин поплыли в небо. И вдруг в бубне возникла дыра. Словно бы и не дыра, а злобный глаз росомахи. Так Пойгин узнал о несчастье…
Давно сошел тот снег, который окрасила кровь Кайти и Клявыля, много раз падал новый. Но не выпал снег забвения. Как наяву, видятся Пойгину те кровавые пятна на перевале…
Русские шаманы (теперь-то Пойгин знает, что их называют врачами) спасли Кайти. Долго мучила ее росомаха смерти. Пойгин был на грани безумия: от надежды на русских шаманов он переходил к подозрению, что ее зарежут, рвался в больницу, требовал, чтобы ему показали Кайти. Даже бросился с ножом на Рыжебородого, и тот отнял нож, связал Пойгину руки - сила у него была нечеловеческая.
– Ты… ты рыжая росомаха!
– задыхался Пойгин, сидя на полу больницы со связанными руками.
Против него сидели Рыжебородый, Майна-Воопка и Тагро. Да, Рыжебородый тоже сидел на полу и уговаривал:
– Прийди в себя.
– Ты росомаха! Почему я не убил тебя!
– Не поддавайся ветру безумия, - остановил его Тагро.
– Кайти уже совсем умирала. И если кто может ее спасти, то лишь русские шаманы-врачи.
– Надо в это поверить, - сказал Майна-Воопка, осторожно поднося ко рту Пойгина раскуренную трубку.
Пойгин уклонился от трубки.
— Зачем он связал мне руки?
— Ты не в себе, — стараясь быть как можно вразумительнее, объяснял Тагро. — Мешаешь спасать врачам твою жену. Образумься.
— Да, да, образумься, — просил и Майна-Воопка.
А Кайти несколько дней пролежала без сознания. Наконец рассудок ее осторожно, будто немощный старик, вышел из мрака. Сначала Кайти увидела над собой чьи-то глаза. Большие и синие. Такие глаза она еще не видела, словно на нее смотрел неземной житель. Облизав пересохшие губы, Кайти хотела попросить воды, но голос еще не вернулся к жизни. Где она? Может, уже перекочевала к верхним людям? Наверное, так, если вот эти непонятные существа в белом совсем непохожи на обыкновенных людей. Хотя бы трубку кто-нибудь из них закурил, чтобы ощутить земной дух. Но
Над Кайти склонилась женщина с неземными волосами. Земные волосы черные, а эти светлые и почему-то не заплетены в косы. Потом, уже много позднее, Кайти узнала, что это была жена Рыжебородого. Она умела говорить по-чукотски.
— Вот и хорошо, — тихо сказала женщина с неземными волосами, — рассудок вернулся к тебе. Ты будешь жить.
— Где я? — спросила Кайти.
— Ты в больнице.
— Что такое больница?
— Потом узнаешь.
— Я очень хочу пить…
Кайти смочили губы. Только смочили… Неужели этим странным людям жалко воды? Какая-то неясная мысль мучила ее. Она напряженно силилась понять, что ее так беспокоит? Вот, вот уже совсем близко догадка. Только бы не ушел во мрак рассудок. Ну о чем, о чем ей так хочется спросить?! И вдруг ворвалось в сознание: «Пойгин! Где Пойгин?!» И стало Кайти еще труднее дышать. Она попыталась высвободиться из тугих белых повязок и опять потеряла сознание.
Прошло еще несколько суток, и Кайти уже могла все время помнить о Пойгине. Теперь она связывала себя с жизнью только этой неотступной мыслью: если помнит о Пойгине, значит, еще жива. Наконец Пойгин предстал перед ней. Ему объяснили, что он должен постоять возле жены всего несколько мгновений и что ей нельзя разговаривать. Пойгин смотрел на Кайхи и не узнавал ее: как далеко ушла она, еще немного, и, наверное, совсем покинула бы этот мир. Кайти болезненно улыбнулась, хотела что-то сказать, но Пойгин остановил ее.
— Тебе нельзя говорить. Голос порвет рану в груди. Я знаю, ты будешь жить. Русские шаманы вытащили пулю Аляека из твоей груди. Я видел… эту пулю…
Кайти едва приметно кивнула головой и заплакала.
— Не плачь, Кайти, ты жива, и это главное. Я скоро поставлю ярангу, и мы опять будем жить своим очагом. Я поверил в этих людей в белых одеждах. Поверь и ты…
Кайти опять кивнула головой.
Посетив Кайти в больнице, Пойгин ушел в морские льды и долго бродил в одиночестве, вслушиваясь в ледяное безмолвие с надеждой, что услышит, как Моржовая матерь стучит в ледяной бубен. Кайти жива! Люди в белых одеждах уверяют, что все самое страшное уже позади. Как же получилось, что он поначалу только мешал им? Теперь ему так стыдно перед ними, особенно перед Рыжебородым! Надо бы ему сказать об этом, но гордость мешает…
И все-таки, вернувшись поздним вечером с моря, Пойгин пришел к Рыжебородому, сказал в крайнем смущении:
— Мне стыдно…
Медведев долго смотрел на позднего гостя, стоявшего у порога, потом сказал:
— Садись пить чай. Важно, что Кайти жива…
— Я сам ушел бы к верхним людям, если бы она умерла…
«Да, этот мог бы, мог бы покончить с собой», — подумал Артем Петрович.
— Я тебе подарю свой нож. Хорошо, что ты оказался такой сильный и отнял его у меня. — Пойгин снял с пояса нож в чехле из лахтачьей шкуры. — Я бы тебе подарил еще и свою трубку… ее курил мой дед… но ты не куришь.