Белый шаман
Шрифт:
Медведев с крайне озадаченным видом осмотрел палатку, вгляделся в флаг.
— Да-а-а, действительно живете весело… Что это ты как-то странно разговариваешь?
— Он часа два назад сам себе зуб вырвал, — не без восхищения сказал Тагро. — Теперь у него есть талисман. И еще вот такой появился у нас талисман. — Нырнул в палатку, тут же вернулся, показывая череп евраж-ки и две гильзы с волчьими когтями, связанными ниткой из оленьих жил. — Вот что повесили нам перед входом в палатку.
Медведев долго разглядывал
— И кто же вам преподносит такие подарочки?
— Вапыскат! — без малейшего сомнения воскликнул Журавлев. — Это он… больше некому.
— Может, он, может, и не он, — возразил Тагро.
— Ну что ж, сухарей и галет я вам привез предостаточно. Идемте пить чай. И там уж попытаемся кое в чем разобраться.
Медведев принялся распаковывать свою нарту.
Вечером, после того как гости Красной яранги разошлись, Артем Петрович с Журавлевым и Тагро забрались в полог, вскипятив на примусе чаю и сварив горшок гречневой каши, обильно сдобренной нутряным оленьим жиром.
Журавлев уплетал кашу, порой, правда, болезненно морщась, прикладывал руку к щеке.
— Я предлагаю связать этого часоточного мужичонку и увезти на берег! — набив кашей рот, едва смог выговорить Журавлев. — До чего же приятна обыкновенная христианская пища! Шевелись, шевелись, Тагро, а то не успеешь оглянуться, как я зачищу дно кастрюли!
— Ешь, ешь, — великодушно подбадривал друга Тагро, — ты же соскучился по русской пище. А я чукча, для меня лучше мяса оленя нет ничего в мире, в котором мы пребываем.
— Вапыската надо скрутить! — твердил свое Журавлев.
Медведев медленно и увесисто погрозил ему пальцем:
— У тебя есть доказательства?
— Интуиция подсказывает.
Медведев поправил фитиль свечи.
— О Пойгине, насколько мне помнится, твоя интуиция тоже кое-что говорила. Да ведь наврала интуиция…
— Может, и не очень наврала. Поживем, посмотрим.
— Так пора кое-что уже и увидеть бы.
— Пойгин, конечно, это не Вапыскат. Откровенный враг, и все. Этот, можно сказать, готовенький, в чистом виде. Впрочем, как хотите, пусть он нас перестреляет, как куропаток…
— Может, вам выехать на берег? А сюда приедут те, кому полагается расследовать подобные дела?
— Нет уж, извините, дорогой Артем Петрович! — Журавлев протестующе взмахнул рукой. Свеча замигала, едва не потухла. — Извините. Лично я такого удовольствия какой-то здешней сволочи не доставлю. Уехать — это значит сдаться.
— Я тоже ни за что не уеду! — сказал Тагро, и по виду его было заметно, что он более чем тверд в своем решении. С шуткой добавил: — Мы тут еще не всех обучили играть в шахматы, не говоря уже о грамоте. Кэтчанро, правда, старается, но вот, к примеру, Вапыскат еще не знает ни одной буквы.
— Это ты Кэтчанро? — с мягкой и грустной улыбкой спросил Артем Петрович.
— Да,
— Красиво звучит. Кэт-чан-ро! Значит, на берег ехать отказываетесь. Что ж, ничего другого я от вас не ждал. — Медведев улегся на шкуры, вытянул затекшие ноги, тихо промолвил, как бы начиная стихотворную строчку: — Эх, Кэтчанро, Кэтчанро… между прочим, на берегу тоже разворачиваются горячие дела. Возникает артель. И, судя по всему… первым председателем быть Пойгину.
5
В Тынуп уполномоченным по организации артели приехал Величко. Пока Медведев был в тундре, Величко остановился у Чугунова, который уже больше года заведовал Тынупской факторией.
— Кто, по-вашему, тут пользуется необходимым авторитетом для председателя? — спросил озабоченно Величко. — Учтите, такого человека должны уважать и охотники и оленеводы.
— Пойгин! Только Пойгин! — без малейшего сомнения сказал Чугунов.
— Шамана председателем? — Величко постучал себя кулаком по голове. — Надо же порекомендовать такое…
Чугунова этот жест обидел. Он упрямо угнул голову, подтянул один торбас, потом второй — так, что затрещали камусы, кинул косой взгляд на гостя, несколько разморенного теплом и обедом.
— Не вздумай, Игорь Семенович, этак вот стучать себя по башке, когда то же самое тебе выскажет Медведев.
Величко обезоруживающе улыбнулся.
— Ну ладно, усач, не лезь в бутылку. Ты по-чукотски калякать научился? Сможем ли мы с тобой потолковать с людьми в ярангах? Собрание провести?
Степан Степанович запустил пятерню в тяжелую густую шевелюру насколько мог, пригладил ее.
— Калякаю я с чукчами, понимаешь, с пятого на десятое. Лучше дождемся Медведева. Или жену его попросим… переводчицей…
Величко расстегнул меховую жилетку, осмотрел ком-пату Чугунова с насмешливым неудовольствием и сказал, слегка перекосив бровь:
— Ну и берлога же у тебя, усач. Спать-то где я у тебя буду?
— Спи на кровати, а у меня есть спальный мешок. В нем можно не только на полу, но и в снегу.
— Может, мне к Надежде Сергеевне перекочевать? Наверное, уж найдется на культбазе уголок? Медведев-то как… не слишком ревнив? Кстати, у меня с учителями свои профессиональные разговоры…
Чугунов долго смотрел прямо в глаза Величко. И когда тот, несмотря на всю свою вельможность и непринужденность, все-таки отвел взгляд, сказал, тяжело упираясь могучими руками в колени:
— Ты, конечно, ничего двусмысленного не сказал. Но я предупреждаю… это семейство — для меня святое. Я, понимаешь ли, слишком хорошо знаю, что такое неверная жена.
— Ну куда, куда тебя повело, усач?! Давай лучше еще по глотку пропустим. Перемерз я до мозга костей в этой бесконечной дороге.
— От глотка не откажусь, но предупреждаю…