Белый шарик Матроса Вильсона
Шрифт:
Он отыскал место, где в прошлом году прыгнул с поезда. Обшарил чертополох, лебеду, лопухи на сорок шагов в округе. Разгребал сапогами стебли, жалил о крапиву руки, яростно отдирал от себя репьи, чертыхался и шептал: «Ну, где ты, где?»
Не нашел он глиняный шарик.
Наверно, как и задумано было, найдет его через миллионы лет новый мальчишка и узнает, что жил когда-то на свете Стасик Скицын…
От этой мысли не стало легче. Стасик поднялся по насыпи на рельсы. Оставалась последняя дорога, последний план. Пойти на обрыв у станции
Не было никакой уверенности, что этот шарик откликнется. Но ведь сперва еще нужно дойти, слепить. А пока идешь, есть надежда. Пускай хоть самая крошечная. И Стасик пошел, хотя понимал, что путь до пристани отсюда ох какой не близкий.
Он прошагал по шпалам примерно с полчаса — мимо заборов и пустырей, мимо будок, цистерн и кирпичных складов. И ни разу не прошел навстречу и не догнал его поезд. Станция была уже близко: справа блестела вода, слева поднимались обрывы.
От реки из-за свалившегося под насыпь товарного вагона поднялись на полотно четверо. Без испуга, с пренебрежительным равнодушием к очередному несчастью Стасик узнал Бледного Чичу, Хрына и Бомзика. А потом узнал и четвертого: длинного, с тонкой шеей, со стриженой головкой и мягким вздернутым носиком. Это был тот, который командовал в прошлом году, когда гонялись за Стасиком и заставили спрятаться в вагоне.
Поднялись они, пошли навстречу. Бомзик держал на плече моток веревки с проволочной «кошкой». Наверно, компания что-то вылавливала в реке. Может, оружие? Ходили слухи, что банда «Попрыгунчики» перед своим разгромом утопила недалеко от пристани связку немецких автоматов и ящик с гранатами. Находились любители, искали…
Яшка говорил, что обшарил импульсами все дно и никакого оружия там нет…
Эх, Яшка, Яшка… Где ты сейчас?
Двойная радуга
1
Конечно, это была чисто случайная встреча. Но Стасику она случайной не показалась. Наоборот, все одно к одному. Если уж потянулась цепочка несчастий, без Чичи не обойтись.
Стасик не остановился, не сбил шага. И мыслей о бегстве не было. Он шел навстречу врагам со злой покорностью судьбе, с усталой гордостью и с безразличием к тому, что будет дальше. Так, наверно, идут на минные поля насмерть израненные в бою корабли: пронесет — ну и хорошо, а нет — значит, наплевать…
Сначала казалось, что пронесло. Чича и Бомзик даже раздвинулись, пропуская его сквозь шеренгу. Чича только скривился:
— А, Вильсон! Ну, гуляй… в сапогах по Сиксотному морю.
И Стасик сквозь вражий строй прошел целый-невредимый…
— А ну стой!
Он оглянулся через плечо. Чича что-то шептал тощему, стриженому. Потом нехорошо посмотрел на Стасика. Заухмылялся — белесый, противный:
— Стой, говорят…
Стасик остановился. Все равно догонят.
— Где твой кореш-то чокнутый? — ехидно сказал
— Не твое дело, — без всякой надежды на избавление отозвался Стасик.
— Во! — обрадовался Чича. — Видишь, Васяня, как разговаривает! С ним по-хорошему, а он… Всегда так!
Васяня — имя хотя и не совсем обычное, но все же человеческое. Может, он и по натуре больше человек, чем трое других? Едва ли… Сейчас он пригнул к плечу стриженую голову, открыл рот, пошевелил треугольным подбородком с маленьким лиловым чирьем — то ли зевнул, то ли нижняя челюсть у него болела. Потом плюнул сквозь серые губы. Оглядел Стасика от сапог до макушки. Сказал сипловато, непонятно и веско:
— Сява.
— Ага! — обрадовался Бомзик.
— А ты закройся, ты тоже сява… пока. Чича, у тебя к этому что?
— Ну, я же говорил. Вильсон это… Помнишь, в том году гоняли! А потом он с одним психом лохматым… А сейчас не говорит, где он… который тогда с ним…
— Говори, когда спрашивают, — неожиданно произнес Хрын. Выкатил глаза и тяжело задышал: видимо, эта фраза стоила ему больших мозговых усилий.
— Помолчи, если в черепушке пусто, — вздохнул Стасик.
Чича обошел Стасика, ухватил за локти, твердым коленом уперся ему в поясницу.
— Ребя, дайте ему по соплям, чтоб ответил: куда лохматый девался?
Васяня улыбнулся. Криво, по-клоунски — наверно, чирий мешал. Сморщил узкий лобик. Рыже-серые глазки засветились.
— Он чё, говорить не хочет? Спрашивать уметь надо. По-научному… — Он шагнул к Стасику, большим пальцем сильно, с притиранием провел по его лицу — от подбородка до лба, так что нос чуть не оторвался. Стасик сжал зубы, замотал головой.
В это время летучая морось превратилась в дождик.
— Ай-я! — запрыгал Бомзик. — Капает… Льется…
— Айда, парни, вон туда, — приказал Васяня. — Сяву тоже берите, там поговорим… — И Стасика повели к дощатой будке, что стояла под кручей, за двойной шеренгой топольков. Она была вкопана в откос — виднелась лишь передняя стенка с приоткрытой дверью и козырек наклонной крыши с лоскутьями толя.
Стасика втолкнули в полумрак. Помещение оказалось квадратным, метра два в ширину и длину. Наверно, бывшая кладовка дорожных рабочих или чей-то заброшенный сарайчик. Пинком пленника загнали в угол. Снаружи в это время ударили по глине, по лопухам, по крыше отвесные струи.
— В самый раз смотались, — выдал Хрын умную фразу и опять начал шумно дышать, счастливый своим успехом. Бомзик сказал солидно:
— В нашем деле всегда главное — вовремя смыться. — И примолк опасливо: не много ли взял на себя?
— Дверь прикрой! — велел Васяня. — Дует и брызги…
— Тогда темно будет.
— Ты чё, на вшивость проверять себя собрался? — сумрачно сказал Чича. А Васяня спросил:
— А свечка? Ты, Бомзик, обещал парафин для жвачки принести. Если не принес… оторву.