Белый Слон
Шрифт:
— Как раз собиралась, — невозмутимо ответила Валерия, разгибаясь. Кот понял, что вкусняшки ему не видать, обиделся и гордо удалился на кресло.
А Иванна пристально смотрела на Леру. Она заметила, что девушка непрестанно теребит часы на запястье. Те самые, с которыми не расставалась никогда — это был подарок отца, символ ее мировоззрения. Часы, оплетенные цепочками.
Но Иванна знала и второе значение, куда более важное для девушки. Этот подарок был сделан в тот единственный раз, когда родители приехали на ее день рождения. Они редко приезжали с севера, куда отправились на заработки. Чаще всего дни
— Вчера какой-то кретин проколол колеса моего байка, — Лера не долго размышляла над ответом. Она успела придумать его ночью. Иванне нельзя знать, что на самом деле Валерию едва не сбила машина, которую она взялась преследовать. Машина с номерными знаками у680ро. — Я выследила его, позаимствовала у приятеля байк и отправилась за машиной, на которой уехал этот диверсант. Но возникла… эм… непредвиденная ситуация, и я врезалась в стену дома. Отсюда и синяк.
Иванна неодобрительно покачала головой.
— Ты неисправима. Почему было не позвонить в полицию?
Валерия хмыкнула и развела руками.
— Потом я пришла домой. А этот пожар… я виновата сама. Правда! У нас был практикум по химии, я баловалась с реактивами. Намешала что-то, домой взяла… ну и пролила. Эта хрень оказалась горючей, и вспыхнула почти сразу.
— И конечно же у тебя сохранился пузырек из-под нее?
— Конечно, — Лера не смутилась. Она подошла к тумбочке и достала из ящика вещицу. — Вот.
Девушка протянула Иванне небольшую колбочку, распространяющую ужасную вонь. Что-то среднее между бензином, уксусом и нашатырным спиртом.
— Ты не собираешься повзрослеть? — Иванна поморщилась от резкого запаха и вернула «улику» хозяйке.
— Поставлю в план, пунктом сто девятнадцатым, — усмехнулась Лера.
Она перестала теребить часы.
— Чай будешь?
— Нет, — оперативница встала и подошла к стене. Она рассматривала знаки и буквы. Заглянула под один из листочков и спросила. — Что это?
— Цепи, — невозмутимо ответила Валерия. — Я все еще работаю ищейкой, забыла?
— Я думала, что во время сессии ты отдыхаешь, — Иванна провела рукой по одному из звеньев и задумчиво рассмотрела иероглифы.
— У меня финансовый кризис. Приходится брать работу.
Лера включила чайник и поставила в микроволновку разогреваться бутерброд с сыром и колбасой.
— Я хотела поговорить насчет Семерядова, — ее слова обозначились громким писком микроволновки.
Иванна вспомнила малоприятного журналиста, который недавно дал наводку на наркоторговцев. Точнее, на медсестру, которая под видом обычных лекарств продавала наркотические вещества. «Кажется, он работает с Дарьей Лапшиной, Лериной подругой», — подумала женщина. — «И они не очень ладят».
Теперь она припоминала. Да, кроме всего, что Валерия рассказала вчера, она сообщила о, якобы, готовящемся преступлении, убийстве этого Семерядова.
— Валяй, — Иванна снова села на стул, окончательно разобравшись в своих мыслях.
— В трех последних номерах «Нового дня» опубликованы странные послания. Четверостишия классиков. Я выписала их, — Лера достала записи и протянула Иванне.
Женщина открыла блокнот и пробежалась взглядом по строкам.
— Это сообщения из раздела «наша
Иванна повторно прочитала три отрывка, принадлежащие перу поэтов.
Первым значилось стихотворение Брюсова, «В трауре». А именно, строки
«Она была в трауре с длинной вуалью; На небе горели в огне облака. Черты ее нежно дышали печалью; Небесные тайны качала река».Следующий отрывок принадлежал Гумилеву:
«Мне снилось: мы умеpли оба, Лежим с успокоенным взглядом, Два белые, белые гроба Поставлены pядом».А третье четверостишие, принадлежащее Н.А.Клюеву, гласило:
«Есть две страны; одна — Больница, Другая — Кладбище, меж них Печальных сосен вереница, Угрюмых пихт и верб седых!».— Когда опубликовано первое?
— Три дня назад, — Лера забрала блокнот. — За день до убийства Милы.
Иванна задумчиво посмотрела в пространство.
— Что же… может быть… — пробормотала она, сплетая пальцы рук. — Но стихи к делу не пришьешь. Какое отношение они имеют к предполагаемой смерти Семерядова?
— Самое прямое. Стихотворение Гумилева может относиться к Миле и Антоновой. Или к Антоновой и Ирине, если Миле было посвящено четверостишие «В трауре». Не забывай, что она действительно долго ходила в трауре по сыну. А река, озеро… не суть важно для утопленника. В любом случае оба стиха предвещали смерть. Третий должен быть напечатан на этой неделе. Кажется… да, точно, сегодня. После этого совершится еще одно убийство. И оно как-то связано с больницей, — Лера процитировала стихотворение. — Есть две страны; одна — Больница, Другая — Кладбище, меж них Печальных сосен вереница, Угрюмых пихт и верб седых.
Она замолчала и немного погодя добавила.
— Я не сразу поняла, что убьют именно Семерядова.
Лера уселась на подоконник, и принялась болтать ногами.
— Сначала я думала, погибнет кто-то из пациентов больницы, или тяжело больной человек. Но потом пришла к выводу, что тот, кто связан с больницей или болезнями, сам станет убийцей. Вот смотри. Семерядов разоблачил наркоторговцев. Они, точнее она работала медсестрой. И я не верю, что всю операцию по подмене лекарств на наркотики провернула она одна. Не верю и в то, что Семерядов не знает про сообщников. По словам Даши, после своего возвращения из больницы он стал вести себя странно. Смотрел на всех вокруг с презрением, а потом сказал, что скоро его не будет в этом городе. Он намеревался сорвать большой куш. Я так полагаю, шантажировал сообщников, или сообщника этой медсестры. Как ты думаешь, согласятся они на условия зазнавшегося самоуверенного и жадного журналиста?