Белый вепрь

Палмер Мэриан

— Сейчас вернусь. — Монах встал и вышел из комнаты.

Лазарет помещался в отдельном доме, прямо напротив гостиницы. Через открытую дверь было слышно, как затихают шаги лекаря. Прошло несколько минут, и он снова появился в комнате Филиппа. В руках у него был кувшин. Открыв как следует плечо больного и присев на край кровати, монастырский лекарь принялся смазывать чем-то рану.

— Так, — сказал он, — никаких выделений как будто нет. Теперь вам должно быть полегче. Ну а все остальное зависит от вашего природного здоровья и здравого смысла. Не берите на себя слишком много; думаю, что не стыдно было бы подержать руку на перевязи несколько дней, — с улыбкой заключил он.

— А разве можно брать на себя слишком много? — рассеянно спросил Филипп.

— А как же иначе? Человек — плоть земная,

а дух стремится к Всевышнему. В стародавние времена одного признали грешником и изгнали из церкви, тогда святой Виссарион поднялся и пошел с ним, повторяя: «Я тоже не без греха».

В камине что-то зашипело, затрещали поленья. Уилл Паркер уже давно мирно похрапывал на своей кровати, а Фрэнсис сидел, прислонившись к камину, в дальнем углу комнаты и рассеянно смотрел на пламя. Он был в каком-то забытьи. Возникали и вновь исчезали голоса — словно это был шум отдаленной волны, возникали тревожные мысли об Анне: он вспоминал дни, проведенные с ней, и гадал, когда удастся свидеться вновь, когда Ричард отпустит его — хорошо бы, до рождения ребенка. Пребывая все в том же забытьи, он уронил голову на грудь и стал было погружаться в сон, как очнулся — Филипп бросил в него подушку. В комнате остро пахло воском — догорела свеча. Помощник настоятеля, завершив свое дело, ушел.

Фрэнсису показалось, что утро наступило слишком скоро, день обещал быть ясным. Филипп категорически отмел слабые доводы кузена о необходимости задержаться в монастырской гостинице. Они двинулись на запад, оставляя на покрытой росой траве четкие следы конских копыт. Небо походило на огромное коралловое полотно.

Из расспросов встречных выяснилось, что Эдуард, беспощадно гнавший усталое войско Француженки в сторону Северна {82} , был от них на расстоянии дневного перехода. Дальше начинался Уэльс, где Француженку ждала подмога в лице мятежников, возглавляемых Джаспером Тюдором. Однако армия Эдуарда, прокладывая путь по узким, извилистым тропам Глостершира, наступала им на самые пятки. Достигнув через два дня Бата {83} , Филипп узнал, что ланкастерцы оставили свой временный лагерь в Бристоле и в панике отступают к Глостеру, надеясь перейти через мост в Хиэфорд {84} . Расстояние между противниками сократилось до нескольких миль. Дороги были пыльными и узкими, порой они превращались в тропинки, негде, да и некогда было напиться. Глостер закрыл ворота перед непрошеными гостями, а в открытом поле они не решились остановиться на отдых. Усталые, голодные, мучимые жаждой, ланкастерцы стремительно двинулись на север в сторону Тьюксбери {85} .

82

Северн — река в Великобритании, впадающая в Бристольский залив. На ее берегах расположены города Вустер, Глостер.

83

Бат — город в Великобритании на реке Эйвон, близ Бристольского залива.

84

Хиэфорд — город на западе Англии.

85

Тьюксбери — город в Великобритании, в графстве Глостершир, около которою Эдуард IV, вернувшийся в Англию с войсками Карла Смелого, весной 1471 г. нанес решительное поражение ланкастерцам. В этом сражении погиб сын королевы Маргариты Эдуард.

Филипп и его спутники добрались до Глостера в субботу вечером, когда уже начинало темнеть. Они нашли постоялый двор недалеко от северных ворот. На следующий день, объявил Филипп, надо как можно раньше трогаться в путь. Услышав это, Фрэнсис чуть не застонал, он с надеждой подумал о том, что Филипп, уставший и измученный, может проспать. Но не тут-то было — кузен

Фрэнсиса поднялся с первыми лучами солнца. Любезный хозяин немедленно накрыл стол. Завтракали они внизу вдвоем. Филипп и Фрэнсис допивали свой эль — лошади уже были оседланы, вещи погружены, — как вдруг рядом оглушительно хлопнула дверь. На пороге появился, неуверенно оглядываясь по сторонам, какой-то мужчина. К сапогам его пристала грязь, волосы сделались белыми от пыли, а лицо было мертвенно-бледным.

— Фрэнсис, подвиньтесь, — сказал Филипп, поднимаясь на ноги, но не успел и шага сделать, как незнакомец, тяжело шагнув к столу, рухнул на скамью.

Филипп поставил перед незнакомцем стакан эля. Тот, пробормотав невнятно слова благодарности, залпом опорожнил его и принялся изо всех сил тереть глаза. Теперь его можно было рассмотреть: это был совсем молодой человек, почти мальчик. «Наверное, чей-то оруженосец», — подумал Филипп, но нашивки разглядеть не мог. Он, казалось, находился во сне: сидел неподвижно, смотрел прямо перед собой, а пошевелился, только когда Филипп придвинул к нему доску с нарезанными хлебом и мясом.

— Прошу прощения, сэр, — заговорил незнакомец, — но я всю ночь на ногах, без лошади… — Голос его осекся.

— И откуда же? — сочувственно спросил Филипп. Впрочем, ответ он, кажется, знал и так.

— Из Тьюксбери. — Юноша взял кусок хлеба, повертел его в руках и положил на место. Оттолкнув доску с едой, он уронил голову на стол и устало сказал: — Но мы проиграли…

Только тут из-под длинных спутанных волос на рукаве появился знак анжуйской лилии. Фрэнсис и Филипп переглянулись. Молодой незнакомец опять впал в какое-то забытье — во всяком случае, он сидел абсолютно неподвижно, лишь руки и губы его дрожали.

— Да, в конце концов мы проиграли. — Юноша поднял усталые, припухшие глаза. — Мы страшно измотались… Переход из Глостера в Тьюксбери длинный, и к тому же вроде был очень жаркий день. В пятницу, что ли, это было? Да. Мы шли пять или шесть часов, но казалось, что гораздо больше. Мы спешили, ближайший мост через реку был только у Тьюксбери. Но когда мы добрались туда, милорд герцог — то есть, я хочу сказать, герцог Сомерсет — сообщил королеве, что люди больше и шага не могут сделать, необходимо отдохнуть. А на следующее утро они нас догнали.

— Ясно. Если не хотите, можете больше ничего не говорить. Может, все-таки поедите немного?

Но молодой человек снова заговорил, на сей раз живее:

— Сначала перевес был на нашей стороне. Милорд Сомерсет ударил противнику во фланг, которым командовал герцог Глостер, и обратил его в бегство. Сомерсет решил, что все, бой выигран, но оказалось, что это ловушка. Они немного заманили нас вперед, а потом пошли в ход стрелы… Оказывается, в лесу были спрятаны лучники, и, когда наш строй рассыпался, люди Глостера погнали нас через поле, добивая на ходу. Когда милорд Сомерсет увидел, что произошло, он помчался в центр, где были принц и милорд Венлок, друг графа Уорвика, и закричал, что его предали, как граф Уорвик предал Оксфорда при Барнете. И ударил Венлока мечом. В это время Глостер повернул своих людей к центру, принца вот-вот могли загнать в ловушку, так что ему… то есть нам… ничего не оставалось, как… — Голос рассказчика опять прервался, он задрожал и изо всех сил сжал руки.

«Выходит, он был при принце», — подумал Филипп. Снова заболело плечо — он, конечно, сделал большую глупость, отказавшись от перевязи. Филипп инстинктивно сжал кулак, пытаясь таким образом отвлечься от приступа боли.

Юноша продолжал свой рассказ:

— Принц поскакал назад в Тьюксбери, но его перехватил герцог Кларенс с отрядом копьеносцев. Они стащили принца с лошади, сорвали с него доспехи и добили ножами, а он… он умолял милорда Кларенса сохранить ему жизнь. — Юноша уронил голову на стол.

Фрэнсис поднялся со скамьи и подошел к окну. Деревянная вывеска над входом со скрипом качалась на ветру. Ставни были открыты, и в комнату врывались звуки уже проснувшейся улицы: звон колокола, созывающего на мессу, говор торговцев, стук копыт и возгласы ломового извозчика, подгоняющего лошадей.

У порога послышались шаги, в комнату вошел хозяин.

— Мне показалось, что вы меня позвали, сэр? Чем-нибудь могу… — Он оборвал себя на полуслове, и глаза его сузились. — А это еще что такое?