Белый вереск
Шрифт:
Роберт сумел пережить страшное горе лишь благодаря младшему брату. Едва узнав о пожаре, Ноа немедленно примчался в Девонбрук из Лондона, и пока Роберт лечил многочисленные ожоги на лице и на руках, полученные во время пожара, Ноа занялся необходимыми в таких случаях приготовлениями. Несмотря на то что сезон в столице уже начался, весь свет собрался в Ланкашире на похороны герцога и его близких. На траурную церемонию прибыл даже регент: скромно одетый, он от всей души выразил соболезнования Роберту и Ноа.
И лишь Энти, что казалось весьма странным, не приехала.
Впрочем, вечером печального
Несмотря на многословность письма и, по сути, не вдумываясь в его содержание, Роберт все же понял основное: лорд Гастингс давал ему понять, что его дочь не выйдет замуж за слепого.
Даже сейчас, спустя несколько недель после пожара, Роберт не мог без боли смотреть на свет, чуть более яркий, чем пламя единственной свечи. Он лишь смутно различал тени предметов, находившихся рядом с ним. А когда наступали сумерки, боль проходила, но тогда он погружался в полную темноту.
Доктор Данбери, лечивший Роберта с детства, первым осмотрел молодого человека. Поначалу он заявил, что его слепота — временная и что через некоторое время зрение к Роберту вернется. Но прошло три недели, а состояние Роберта не улучшалось, и доктор Данбери стал терять надежду. Он пришел к заключению, что глазные нервы повреждены сильным жаром и слишком ярким светом, исходящим от огня, поэтому заявил, что не может определенно сказать, вернется к его пациенту зрение или нет.
Приехав в Лондон, Ноа созвал целый консилиум врачей. Один из них предложил прикладывать на глаза Роберта пиявок, «дабы те высасывали сгоревшую кровь», как он выразился. Другой не нашел ничего лучшего, чем посоветовать ослепшему Роберту промывать глаза раствором щелока. Молодой человек отверг эти способы лечения и заперся в темной комнате, снова и снова вспоминая кошмар пожара и думая о своих потерях.
В конце концов Ноа попросил своего доктора, который все пытался навязать Роберту какие-то заграничные снадобья, смастерить для брата пару темных очков, чтобы защитить глаза несчастного от яркого света, приносившего ему так много страданий. Ноа решил, что очки помогут Роберту и тот сможет покинуть наконец свое темное убежище и выходить из дома. Таким образом, Роберт смог вернуться в общество: он или катался в карете по Гайд-парку, или посещал спектакли в опере, привлекая, однако, своими очками всеобщее внимание.
Бывший слуга отца Роберта — Форбс, который во время пожара спал в комнате для прислуги, занял место погибшего лакея. Признаться, ни у Роберта, ни у Форбса не было ни малейшего желания сходиться ближе. Сварливый и раздражительный, Форбс держался надменно и отчужденно. Он даже не пытался скрыть, что новый хозяин
Поэтому так уж случилось, что Форбс занял место слуги Роберта, а тот позволил ему сделать это. Что и говорить, с Пьетро Форбса не сравнить, но и он худо-бедно справлялся со своими обязанностями. Форбс содержал в чистоте одежду молодого хозяина и, в дополнение к тому, что ему приходилось брить хозяина, оказывал ему и другие мелкие услуги. Можно даже сказать, что из простого слуги он превратился в компаньона Роберта, который был не в состоянии передвигаться по дому без посторонней помощи. Роберт не видел, что находится вокруг него, не знал, куда положить вещи, когда они становились не нужны ему. Даже сейчас, в кабинете Куинби, Форбс, как сторожевой пес, стоял за креслом своего хозяина-инвалида.
Сам же Роберт пребывал в таком оцепенении, что почти не обращал внимания на грубоватое поведение лакея и не задумывался над тем, что может подыскать кого-то другого на его место. Впрочем, временами Роберт спрашивал себя, что такого он сделал или сказал Форбсу, отчего тот так его невзлюбил. Роберт пребывал в неведении до одного случая, который помог ему понять, почему Форбс держится с таким видом, словно ему приходится прислуживать самому дьяволу. Кстати, почти вся прислуга в доме поддерживала Форбса.
Может, потеря одного из чувств усилила остальные чувства Роберта, но он побаивался, и, как выяснилось, не зря, своего возвращения в общество.
Почти две недели он прогуливался в одиночестве, понимая, однако, что рано или поздно ему придется выходить на люди. Как-то раз вечером Ноа и Толли уговорили его отправиться вечером в клуб. Они сказали, что просто зовут его поужинать. Чтобы Роберт потихоньку начал снова привыкать к светскому обществу. Ведь не на бал же и не на прием они его звали! И там не будет шумной толпы. Так, обычный ужин в кругу старых знакомых.
И Роберт согласился. Тем более что ему не придется встречаться в клубе с женщинами, которые тут же могли бы сочинить целую мелодраму. К тому же в клубе он никак не сможет натолкнуться на Энти. Хоть разрыв их помолвки и не задел сердца Роберта, ее отказ выходить за него замуж больно ранил его честь, ведь он так хорошо все просчитал. Так что почему бы не позволить себе отужинать в компании старых приятелей? Особенно если они не станут разводить разговоров о пожаре и открыто жалеть его. Ему даже захотелось пойти.
Большей ошибки он совершить не мог.
Появление Роберта в клубе произвело настоящий фурор: все замерли на месте и воззрились на него, едва он появился в дверях. Кстати, что бы там ни говорили, Роберт стал герцогом, и на это нельзя было не обращать внимания. А если добавить к этому сплетни о пожаре, о его внезапной слепоте, да еще увидеть на нем зловещие темные очки, то понятно, почему его фигура вызывала столь сильный интерес. Можно было не сомневаться в том, что о времени его появления в свете уже заключались многочисленные пари. А уж теперь, когда Роберт объявился в клубе, даже утренние газеты непременно устроят из этого шумиху.