Бен Гурион

Бар-Зохар Майкл

Алон подгоняет пушку, «угрожая потопить корабль». Трюмы судна набиты взрывчатыми веществами, патронами и снарядами, «Альталена» стоит в сотне метров от берега, жители прибрежных улиц эвакуированы, и в 4 часа пополудни Бен-Гурион отдает приказ стрелять. Первый снаряд не достигает цели, но второй прямым попаданием вызывает пожар. В небо устремляется плотный столб дыма, люди начинают покидать корабль. Через несколько минут раздается чудовищный взрыв, и вскоре бои на берегу прекращаются. Четырнадцать членов «Иргуна» и один солдат «Пальмаха» убиты, десятки ранены. В тот же день по всей стране арестованы члены «Иргуна», а их военные формирования разоружены.

Этой ночью весь народ Израиля в течение двух часов слушает выступление Менахема Бегина, транслируемое подпольной радиостанцией «Иргун». Потерявший хладнокровие

Бегин разражается слезами и на чем свет стоит поносит Бен-Гуриона, «этого безумца и дурака», который «замыслил» его убить. Он утверждает, что бомбардировка «Альталены» была осуществлена с единственной целью — убить его, Бегина, которому для уничтожения Бен-Гуриона, пожелав он этого, было бы достаточно «пошевелить пальцем». Он предупреждает Бен-Гуриона и его сторонников, что «если они поднимут руку на кого-нибудь из нас, то этим подпишут себе приговор. Все, кто немедленно не освободит наших солдат и офицеров, будут обречены». Тем не менее, он приказывает своим людям не оказывать вооруженного сопротивления армии: «Мы не откроем огонь. Мы не допустим братоубийственных стычек в то время, когда враг стоит у наших дверей». Вскоре «Иргун» публикует полное ненависти и злобы коммюнике, в котором призывает к неповиновению, Бен-Гуриона именует «сумасшедшим диктатором», а его кабинет «правительством преступных тиранов, предателей и братоубийц». Наконец, отменяется приказ, предписывающий вооруженным формированиям «Иргуна» присоединиться к национальной армии и принести клятву верности правительству: «Солдаты, офицеры и члены партии «Иргун» предпочтут отправиться в концентрационные лагеря, которые не замедлит создать этот сумасшедший диктатор».

В тот же вечер на ассамблее Народного Совета Бен-Гурион выступил с ответной речью: «Из одной винтовки можно убить несколько человек; но из 5000 стволов можно расстрелять всю общину!». Поскольку эти стволы не предназначались армии, их уничтожение предопределено самой судьбой, добавляет он завершая фразу, которая породит вечную к нему ненависть со стороны «Иргуна»: «Благословенна пушка, потопившая этот корабль!». Эти слова станут призывом к объединению сторонников «Иргуна», которые целым поколением будут вести яростную кампанию против Бен-Гуриона. Для этих людей «Альталена» и ее груз были священны; для него священной была пушка, чей выстрел разнес и корабль, и все, что на нем было. Но именно этого они ему никогда не простят.

Едва это полное драматизма дело было улажено, Бен-Гурион разгромил восстание справа. Однако он еще не в полной мере контролировал вооруженные силы и вскоре оказался перед лицом нового бунта — мятежа генералитета. Терпимость главного штаба к его постоянному вмешательству в их дела уменьшалась.

Главный штаб все с большим трудом переносил его постоянное вмешательство в свои дела, куда он старался вникнуть до мельчайших деталей. Его касалось все: боевые операции, назначения, должностные перемещения, дислокация войск, выбор и распределение оружия. Участились конфликты между Стариком, Ядином и другими высшими офицерами.

Он считал необходимой срочную реорганизацию глубоких структур армии, и опыт боевых действий упрочил это убеждение. Независимо от чисто военных рассуждений, он хотел уменьшить политическую значимость Объединенной Рабочей партии, отстранив от должности многих высших офицеров — членов этой партии, которые на поле боя оказались не на должной высоте. Кроме того, высшие армейские посты все еще занимали бывшие офицеры «Хаганы» и «Пальмаха». Бен-Гурион решил доверить некоторые ключевые посты — начальников отделов и командующих фронтами — аполитично настроенным офицерам, ранее служившим в британской армии.

24 июня Игаэль Ядин вручил ему план реорганизации, к которому приложил список имен генералов для нового назначения. Этот перечень, одобренный Исраэлем Галили, состоял по большей части из офицеров «Пальмаха» и членов Объединенной Рабочей партии, что не понравилось Бен-Гуриону. Он тут же переделал его по-своему, предложив, чтобы три бывших офицера английской армии были назначены на должности начальников отделов главного штаба, а четвертый, Мордехай Маклеф, вступил в должность командующего центральным фронтом.

Реакция не заставила себя ждать — тучи сгустились мгновенно. «Когда утром я сообщил Игаэлю… о своих выводах, — пишет Бен-Гурион, —

он стал грозить мне беспорядками и разрушениями, как было ранее». Наибольшие разногласия вызывает назначение Маклефа, который обладает всеми качествами, которые стремится найти Бен-Гурион: он молод, служил офицером в английской армии и не принадлежит ни к какой политической партии. Ядин его ценит, но полагает, что для командующего фронтом ему не хватает таланта и опыта. Он не отрицает, что три генерала, включенные им в список, являются членами Объединенной Рабочей партии, и считает, что у этих офицеров опыта намного больше. Обостряется конфликт с верховным командованием, и Бен-Гурион вновь вызывает Ядина: «Я объяснил ему, что теперь, когда национальная армия создана, состав главного штаба надо менять… Эти перемены жизненно необходимы». Несмотря на замечания Ядина, Бен-Гурион составляет список назначений и подписывает его.

На другой день главный штаб сотрясался от громовых раскатов. Ядин и все члены Объединенной Рабочей партии подают письменное прошение об отставке и просят довести их послание до сведения правительства. Бен-Гурион срочно вызывает Ядина к себе и квалифицирует просьбы об отставке как «политический бунт в армии» и «проблему беспрецедентной важности». Он предупреждает, что в его глазах подобный мятеж «способен поставить под угрозу исход сражения, что является вопросом жизни или смерти», и если Ядин будет настаивать на своей отставке с поста руководителя боевых действий, то Бен-Гурион готов ее принять. «Но мой долг, — добавляет он, — сообщить вам, что эту отставку я расцениваю как намеренный саботаж». Ядин парирует: «В должности руководителя боевых действий я не возьму на себя ответственность за принятие такого рода решений. Если вы настаиваете, я уйду в отставку. Вы можете понизить меня в звании, но не вправе требовать, чтобы ответственность за это я взял на себя».

На заседании Совета Бен-Гурион переходит в наступление. Он упрекает «Пальмах» в нарушении субординации, произносит длинную тираду против политического вмешательства в дела армии и грозит подать в отставку в случае, если его проект не будет одобрен. Он требует создания межминистерской комиссии, которая рассмотрит материалы дела и представит свои рекомендации. Он также сообщает о санкции, которая должна была поразить «бунтовщиков»: отстранение от должности Исраэля Галили.

Кабинет назначает комиссию из пяти министров, которая за неделю до окончания перемирия собирается на совещание и проводит его в довольно напряженной атмосфере. Руководители отдела главного штаба остаются непреклонными, а Объединенная Рабочая партия, со своей стороны, организовала газетную кампанию против Бен-Гуриона, обвиняя последнего в ненависти к «Пальмаху», в попытке разгромить его, лишив принадлежавшие ему подразделения положенного довольствия, а также в ненависти к киббуцам, в которых проживают члены этой партии.

Для сбора свидетельских показаний о кризисе в армии комиссия неоднократно проводила свои заседания при закрытых дверях. Галили сурово критикует Бен-Гуриона за совершенные им ошибки. Ядин жалуется на постоянное вмешательство в ход боевых действий и резко осуждает его стратегию, проводимую в ходе битвы при Иерусалиме.

В результате всех этих слухов складывается впечатление, что отношения между Бен-Гурионом и частью высшего офицерского состава испорчены недоверием. Однако комиссия большинством голосов склоняется к тому, что конфликт вызван отказом от плана реорганизации и возвратом к statu quo ante (к предыдущему состоянию). 6 июля она представляет свои рекомендации, которые являются настоящим оскорблением Давида Бен-Гуриона: пост главнокомандующего национальной армии будет восстановлен; начальник главного военного ведомства — Исраэль Галили — вновь займется обеспечением связи между министром обороны и главным штабом (именно то, что требовал Галили); Бен-Гурион будет зажат с двух сторон: армией в лице генералов и правительством в лице военного кабинета. Ознакомившись с докладом комиссии, премьер-министр встает и покидает собрание; несколько часов спустя он передает кабинету письмо, в котором сообщает о своей отставке с постов премьер-министра и министра обороны. «Чтобы не злоупотреблять драгоценным временем правительства, прошу отменить ваш проект реформы министерства обороны, если вы хотите, чтобы я по-прежнему руководил этим ведомством».