Бенедиктинское аббатство

Крыжановская-Рочестер Вера Ивановна

Сердце его тяжело билось, и взгляд не то с состраданием, не то с отвращением остановился на лице несчастного.

— Добрый мой господин, этот несчастный одержим бесом, лишившим его разума, — сказал старый воин. — Он был прежде скульптором, и его пригласили раз исправлять лепные работы в богатом замке, принадлежавшем знатному, угасшему в прошлом веке роду

графов фон Рабенау. Когда он работал, разразилась гроза и молния ударила в стену комнаты, где он находился. Несчастный начал прыгать из стороны в сторону: потом назвался именем одного из знаменитых усопших графов фон Рабенау и захотел распоряжаться в замке. Так как он был буйным, то его схватили и заперли здесь, где ему бросают милостыню. Иногда он дает приходящим странные имена; как вас, например, назвал отцом.

Выслушав рассказ, молодой человек задумался. Чувства удовлетворенной ненависти и, вместе с тем, глубокого сострадания боролись в нем; он пришпорил лошадь и умчался. Но с этого дня он не имел покоя; его преследовало воспоминание о клетке и заключенном в ней. Иногда он думал тайком освободить его, но затем им овладевала какая-то затаенная, жестокая злоба.

«Почему же, черт возьми, деревенщина эта вообразила себя знатным графом?»

* * *

Стояла ночь. Небо затянули черные тучи, воздух был густ и удушлив. Два человека, сидя на телеге, нагруженной, по-видимому, мешками с мукой, тихо выезжали из больницы. Это были молодой бард и старый воин; они бежали, увозя часть богатства. Искушение жить и наслаждаться было слишком велико, и он не устоял. Им приходилось проезжать мимо клетки, где мучился и тяжело стонал несчастный безумный. Юноша остановил телегу и, соскочив на землю, глухо прошептал про себя:

— По крайней мере, я освобожу его.

Под его сильными руками поддалась сначала одна, потом другая перекладина, и скоро безумный был на воле.

— Возьми вот кошелек с золотом и иди куда хочешь, — сказал бард, отирая катившийся по лицу пот. Но несчастный, проведя в оковах около восьми лет, стал почти

калекой и утратил всякое понятие, что такое золото. Кошелек лежал на земле, а он полз к своему освободителю, обнимал его колена и все твердил:

— Отец! Отец!

Сначала молодой бард оттолкнул его, но затем жалость взяла верх, слезы брызнули из глаз и он нагнулся к безумному.

— Так иди со мною, несчастный. Когда-то и я тоже был брошен на произвол судьбы, но Бог не оставил меня.

Он поднял истощенное тело безумного, посадил его на телегу и погнал лошадей.

Через несколько часов они подъехали к большому озеру, на противоположной стороне которого гордо возвышалось на скале мрачное бенедиктинское аббатство. У берега их ожидала лодка; мешки, а затем безумный были перенесены в нее, и двое мужчин взялись за весла.

Лодка тихо скользила по волнам. Ветер развел волнение. Приближалась гроза. Издали слышались глухие раскаты грома, и при блеске молнии вырисовывались строгие очертания замка Лотарзе. Безумный был в большом волнении. Заткнув уши, он съежился, спрятал голову в колени барда и повторял:

— Отец! Отец! Тогда тоже было так!

Вдруг страшная молния прорезала тучу, лодку сильно ударило, и старый воин закричал испуганным голосом:

— Святая Мария! Хозяин умер.

Тело молодого барда упало на борт лодки, которая опрокинулась и схоронила в волнах мешки с золотом. Старый воин, хороший пловец, схватил безумного и добрался с ним до берега, где их приняли несколько добрых монахов, привлеченных криком.

Безумный был снова водворен в клетку; теперь было ясно, что он был одержим дьяволом, и старый воин клялся, что, не будь его там, не случилось бы несчастья.

Когда лучи восходящего солнца осветили затихшую поверхность озера, у подножия монастырской стены нашли запутавшееся в камышах тело. Серебристые волны ласкали всплесками прекрасную кудрявую голову, словно моля людей о могиле для молодого барда — основателя убежища…