Бенефис мартовской кошки
Шрифт:
«Ручку» Модестову я вернула с глубокой благодарностью. Узнав, что игрушечка спасла мне жизнь, Сан Саныч решил не продавать ее, а поместить в коллекцию. Старик обожает пистолеты «с историей».
В субботу я, нагруженная продуктами, поехала к Тине. Запарковав «Пежо» в маленьком дворике, поднялась по лестнице, а когда хозяйка распахнула дверь, весело сказала:
– Давай спускайся, поможешь еду таскать, там мясо для собак…
– Погоди, – мрачно буркнула Тина, – разборка у нас, входи.
Я вошла в комнату и застыла. Вещи на полу, около кучи тряпок зареванная Аллочка.
– Вон чего удумала, – скривилась Тина, –
– Ой, не надо, тетенька, – зарыдала Аллочка, – это мама мне велела, сама найти никак не может, нам уезжать скоро. Хорошо ей, за покупками побегла, а мне сказала: «Ищи, доча, непременно тут спрятана!» Я ей говорю: «Небось давно продали и прожили», а мамонька на своем стоит: «Нет, такие вещи берегут, просто найти не можем, сховано хорошо». Ой, не вызывайте милицию, мы же все-таки родственники.
– А ну быстро говори, – налетела я на Аллочку, – что искала?
– Брошку, – всхлипнула та.
– Какую? – в один голос воскликнули мы с Тиной.
Аллочка вытерла сопли:
– А то не знаете!
– Не жуй мочалку, – велела я, – не хочешь оказаться в «обезьяннике», тогда мигом рассказывай все.
Аллочка плюхнулась на диван и ввела нас в курс дела.
Галина и Володя, покойный муж Тины, двоюродные брат и сестра. То есть их матери – сестры. Анне Николаевне, матушке Вовы, досталась по наследству дорогая вещь: золотая брошь с огромным бриллиантом удивительно чистой воды. Елена Николаевна, мать Галины, всю оставшуюся жизнь чувствовала себя обиженной. По ее разумению, брошечка должна была быть продана и деньги поделены между сестрами поровну. На все стоны сестры: «У меня нет средств, давай отнесем брошь в скупку», – Анна Николаевна твердо отвечала: «Извини, я потеряла драгоценность».
Потом Володя женился на Тине и уехал к жене в Москву, Галя осталась в родном городе. Все детство и юность она слушала стоны матери:
– Нас обокрали!
Сестры умерли разом, сначала Елена, а через полгода Анна. Галя первой вошла в квартиру тетки и тщательно обыскала все, но брошку не нашла. Напрашивался вывод: Анна Николаевна отдала раритет сыну.
Галя попыталась восстановить историческую справедливость, съездила к двоюродному брату в столицу и попробовала вытребовать свою долю. Но Володя попросту выгнал ее, нагло заявив:
– Брошь моя, перешла от матери, какое отношение ты к ней имеешь? Езжай назад и не смей больше ко мне являться!
Пришлось убираться.
Шли годы, в душе Галины жила обида. Потом умер Володя, Галя узнала о его смерти через много лет, чисто случайно. Никаких связей родственники не поддерживали. Весть о кончине двоюродного брата не огорчила Галину. Она собралась в Москву и явилась к Тине, наврав, что Аллочка собирается поступать в институт. На самом деле перед матерью и дочерью стояла другая задача – найти брошь. Стоило мне и Тине уйти, как бабы начинали лазить по закоулкам, но безуспешно. В конце концов, Гале пришла в голову мысль, что в задней стенке шкафа есть тайник, и она велела Аллочке разобрать гардероб. Но тут некстати вернувшаяся Тина застала девушку на месте преступления.
– У тебя есть такая брошь? – повернулась я к подруге.
Та,
– Такая желтая, с огромным прозрачным камнем?
– Ага, – кивнула Аллочка, – мамочка говорит, бриллиант просто здоровенный, а вокруг сапфиры.
– Минутку, – сказала Тина и вышла в коридор.
Через пару секунд она вернулась, неся в руках довольно грязную тряпку из непромокаемой ткани.
– Смотри, – ткнула она мне под нос обноски, – похоже?
Я уставилась на брошь, прикрепленную к вещи. Овальная оправа из желтого металла, в центре торчит невероятных размеров кусок стекла, окруженный россыпью синих камешков.
– У меня только такая брошка имеется, – усмехнулась Тина, – золото кастрюльное, камни дорожные.
Но в моей душе уже зародились сомнения: слишком весело переливался электрический свет на гранях «страза». Ни слова не говоря, я выхватила из рук Тины брошку, подошла к окну и резко провела камнем по стеклу. Появившаяся глубокая царапина не оставляла сомнений: в моих руках бриллиант.
– Мать моя, – всплеснула руками Тина, – никак и впрямь настоящая! Во дела!
– Разве тебе муж не говорил о драгоценности?
Тина покачала головой:
– Один раз обронил, что у его матушки была дурацкая брошка, которую она считала очень дорогой. Только Володя думал, что мать зря болтает, ну откуда у нее антиквариат? Они всю жизнь бедно жили. А после смерти мужа я стала разбирать его вещи и нашла эту штуку. Честно говоря, посчитала ее бижутерией, уж больно здоровенный камень, чуть не выкинула. Я ее в комбинезон Розы фон Лапидус Грей воткнула, у него «молния» сломалась, вот брошка и служила застежкой. Значит, эти ворюги по всем углам пролезли, а в шкафчик, где собачьи поводки валяются, не заглянули.
– Кто бы мог подумать, что Роза фон Лапидус Грей щеголяет в уникальных драгоценностях, – медленно сказала я.
– Мамонька с ума сойдет, – прошептала Аллочка, не отрывая глаз от блестящего камня, – небось жутких денег стоит.
Что правда, то правда. Тина продала драгоценность и купила себе просторную квартиру в приличном районе. Ей хватило на мебель, новую бытовую технику, посуду, одежду, и еще осталась вполне приличная сумма. Аркашка пошептался кое с кем из своих влиятельных клиентов, и Тину взяли на работу в рекламное агентство. Она пишет там всякие тексты и очень довольна. Зарплата позволяет ей покупать собакам мясо, а себе полюбившийся кофе «Лавацца». Мы никогда не разговаривали с ней на эту тему, но я знаю, что, продав бриллиант, Тина вызвала в Москву Галю и поделилась с той выручкой.
Вот так и закончилась эта невероятно запутанная история. Жизнь наша вернулась в прежнее русло. Зайка выздоровела и опять работает на телевидении, Аркашка мотается между юридической консультацией и клиентами, Маня грызет гранит науки, близнецы растут. Собаки здоровы и веселы, кошки тоже не болеют. Частенько на уик-энд приезжает Тина. Альме и Розе фон Лапидус Грей очень нравится носиться с громким лаем по саду. Дегтярев горит на работе. А я читаю детективы, уютно устроившись на диване с коробкой шоколадных конфет. Погода испортилась, в окно уже дышит зима, и Хучик предпочитает спать, забившись под теплый плед. Это все, мне больше нечего сказать. Ах да! С Ленкой Глотовой и Натой Ромашиной, с противными бабами, говорящими за спиной обо мне гадости, я больше не дружу.