Бенкендорф. Сиятельный жандарм
Шрифт:
Екатерина окружение сына изучила подробно. На то она и мать. У Бенкендорфа деньги к рукам не липнут, языки знает, не глух и нем, как русские за кордоном, в службе верен. Недаром в обер-квартирмейстерах тот же Румянцев-Задунайский держал и в любимцах числил.
Цесаревич шагнул к императрице поближе и протянул неловко руки:
— Дозволь поцеловать тебя, матушка?
Она поднялась и сделала движение навстречу. Он кинулся к матери на грудь и прижался, как в забытом далеком детстве. Ростом не получился. Лицо худое, крупное, нос кверху вздернутый, как у мопса. Глаза большие, круглые, серые. Жестоко уколол париком красноватую, пораженную склеротическими прожилками щеку императрицы. Она отстранилась и приложилась сухо ко лбу. Подобные минуты — редкость. И каждый более не удерживал затаенное и искалеченное чувство.
Туманным
Бенкендорф перед поездкой лично проверял транспорт — вплоть до сбруи. Вместе с метрдотелем Кюхнером тщательно продумали провиантскую часть, подобрав продукты на любой вкус. Винный погреб не хуже, чем в Зимнем. Проэкзаменовал слуг и горничных. На протекцию, слезы и неудовольствие внимания не обратил. Шешковский еле-еле одного из своих просунул. С форейторами и кучерами Бенкендорф беседовал по отдельности. На кареты обратил особое внимание. Отобрал для сопровождения дворцовых мастеров — двух немцев и одного русского кузнеца. Даже ковочные гвозди заготовил. Словом, совместил в одном лице квартирмейстера, провиантмейстера, фуражира, дворецкого и прочие должности, без которых путешественников ждал бы сущий ад. Бенкендорф не допустит, чтобы какая-нибудь помеха омрачила поездку. Тилли ему не простит. За двое суток предупреждал станции, скольких лошадей готовить на подмену, и о ночлеге заботился загодя — у обывателей, в монастыре или у начальства. Кому встречать положено, намечал заранее. Но хозяйственные заботы тревожили Бенкендорфа куда меньше, чем отношения между спутниками. Когда Тилли появилась в Петербурге, Бенкендорфы сразу заняли первенствующее положение при малом дворе, отодвинув Нелидову с Борщовой, которые фрейлинами служили у покойной жены цесаревича и, конечно, знали о ее романе с графом Андреем Разумовским. Великая княгиня высокомерно относилась к Нелидовой, всячески третируя ее, чем неосторожно выводила из себя и без того вечно раздраженного мужа. Нелидова первое время фыркала и громко говорила, притопывая миниатюрной ножкой, привыкшей к бесчисленным менуэтам и прочим танцевальным фигурам:
— Бенкендорфша нам не указ!
Когда ей однажды передали от Тилли просьбу великой княгини, она сказала:
— Я этой немке не арапка!
Нелидова расплакалась, когда узнала, что императрица не внесла ее в первый прейскурант. Разлука уменьшила бы ее влияние на цесаревича, и великая княгиня с Тилли, которая ее направляет, окончательно взяли бы верх. Великая княгиня нуждалась лишь в Тилли и открыто признавалась, что никого другого подле себя не желает видеть. Не станет она заступаться перед императрицей за Нелидову. Однако, чтобы не возбуждать ссор и кривотолков и не вызвать гнев цесаревича, постановили: половину дня в карете едет Нелидова или Борщова, а вторую половину — Тилли.
Чудо
Как Бенкендорф ни старался, какую изобретательность ни проявил гофмейстер Салтыков, когда в Польшу попали, выяснилось — с зарубежными устроителями экскурсии русским не сладить. В Польше, например, на каждом привале великая княгиня, которая ни дня не хотела обойтись без фортепиано, поручила возможность музицировать в специально отведенных помещениях. Причем инструмент доставляли лучшего качества, перед тем его проверял королевский настройщик и дежурил, пока великая княгиня и Тилли разыгрывали экзерсисы и пели арии из итальянских и немецких опер. Затем настройщик садился в коляску и мчался дальше, поджидая высоких гостей, сколько бы ни понадобилось. И так до самой австрийской границы.
Бенкендорф вез целую нотную библиотеку. Прикажут: Джованни Пьерлуиджи Палестрину — пожалуйста, прикажут: Джованни Баттисту Перголези — пожалуйста, прикажут: Доменико Чимарозу — нет проблем. Между прочим, через несколько лет именно великая княгиня настаивала на приглашении знаменитого композитора, певца и клавесиниста в Петербург. А пожелают австрийца Вольфганга Амадея Моцарта — еще лучше! Через Австрию их путь пролегает. Франц Иозеф Гайдн тоже пользовался высочайшим вниманием, а уж о Кристофе Виллибальде Глюке и упоминать нечего. Весь оперный репертуар под рукой: «Орфей и Эвридика», «Альцеста», «Парис и Елена», «Ифигения в Авлиде», «Ифигения в Тавриде», «Армида» и прочее, и прочее. Нелидова танцует,
Бенкендорф и в музыкальном хозяйстве предпочитал ни от кого не зависеть.
— Omnia mea mecum porto! [10] — повторял он чуть ли не ежедневно.
Однако фортепиано на каждую станцию в России не удавалось доставлять, хотя подобную идею он и Тилли обсуждали неоднократно. Вместо музыки Клингер, Лафермьер и Николаи читали и декламировали самые разные сочинения, в том числе и собственные. Клингер старался больше для Тилли. Она просто не могла жить без немецкой поэтической речи. День у них начинался с G"othe. А великая княгиня была поклонницей провансальских трубадуров. Но Тилли вскоре ее отвратила, и теперь они вместе восхищались G"othe. Вкусы остальных учитывались, конечно, но в меньшей степени. Цесаревич ни G"othe не хотел слушать, ни трубадуров. Он желал беседовать с Нелидовой и делать конные прогулки после завтрака. Князь Николай Юсупов, прервав ученое молчание, давал рекомендации, рассказывая, впрочем довольно увлекательно, о том, что их ждет на зеленых холмах Приднепровья.
10
Все мое ношу с собой! ( лат.)
Утро начиналось с общего недолгого променада и кофе, потом короткий отдых, в продолжение которого Лафермьер старался всех рассмешить:
— Я не знал, что русская земля столь обширна. Я полагал, как в Европе: сегодня Берлин, завтра Рейн и Страсбург, послезавтра Париж. А вас ист дас — Киев? Что это такое? Древнее поселение печенегов? И дороги! Лучше все-таки путешествовать по России стоя. Я уже себе отбил все, что можно отбить. Я сижу на отбивных.
Русский цесаревич не сердился, а хохотал над полноватым Лафермьером. Он жилист и приучил себя к невзгодам. Великая княгиня от него не хотела отставать и никогда не жаловалась. Тилли ей подражала. Субтильная Нелидова, сидя на подушках, помалкивала, а крепенькой Борщовой путевые мытарства нипочем.
— Зато у нас масло скорее сбивают, — отвечал Лафермьеру цесаревич, — а вы, иноземцы, до сего продукта очень охочи.
— Я масла здесь что-то не замечал, — однажды буркнул Клингер, намекая на бросающиеся в глаза картинки ужасающей нищеты вдоль ухабистых шоссе Белой Руси.
Но чаще спорили на внешне нейтральные темы. О литературе, например. Шекспир выдвигался Нелидовой на авансцену в угоду цесаревичу и в пику Тилли, не переносившей ничего английского, а любовь к театральным представлениям объединяла Нелидову и цесаревича. Оба участвовали в любительских спектаклях.
— Почему у нас в России не ставят Шекспира? — обращалась она к цесаревичу с невинным видом, надеясь, что никто не донесет Екатерине о бестактных вопросах.
Проблема Шекспира обычно поднималась за ужином. Цесаревич — человек начитанный и впечатлительный. Шекспировские образы будут его тревожить в ночной тьме, как фурии. Шекспир получше, чем какие-то там провансальские трубадуры пополам с G"othe.
— Как страстно звучит реплика Ричарда Третьего: коня, коня, полцарства за коня! — восклицала Нелидова. — Полцарства за коня!
Все молчали. При матушке Екатерине беседы о Шекспире не поощрялись.
— Или: «To bee or not to bee? [11] » — не унималась Нелидова.
Цесаревич, как и принц Датский Гамлет, выглядел жертвой сластолюбия и чьей-то жажды власти. Здесь, вдали от двора, эти острые намеки теряли политичность, отчего становились более горькими, приобретая оттенок сочувствия. Цесаревич не столько переживал измену первой жены с графом Разумовским, сколько скорую смену екатерининских фаворитов, почти открытые связи с ражими парнями и перекусихинские потом сплетни. Для сына мать как-никак святая!
11
Быть или не быть? ( англ.)