Беовульф (Сборник)
Шрифт:
…И мгновенно получил сильнейший прямой удар кулаком в переносицу, да так, что перекувырнулся через низкую кровать и распластался на полу.
– Извольте быть обходительным, – размеренно сказал Ойген… или не Ойген? – На первый раз я прощу вам дерзость, но впредь спускать оскорбления не стану.
Тим, вытирая левой ладонью хлынувшую из носу кровь, вскочил, имея откровенно кровожадные намерения, но дорогу немедля преградил хладнокровный доктор Шпилер.
– Утихомирься, – жестко сказал немец. – Эта загадка пока не по нашему разуму. Сядь, а я приведу в чувство господина де
Тим подышал злобно, однако послушался. Учуял, что дело пахнет жареным. Извлек из кармана висевшего на гвоздике пиджака носовой платок и принялся оттирать кровь с подбородка. Ойген преспокойно восседал рядом с койкой Робера и созерцал растерявшихся компаньонов.
Нашатырь, обнаружившийся в одном из саквояжей Шпилера, подействовал. Робер замотал головой, заругался по-французски, однако сел, непонимающе оглядел комнату, взглянул на Ойгена и неожиданно расплакался.
– Там… Опять это чудище! – всхлипывал он. – Монаха убили… А Хаген… Господи, как я хочу домой!..
– Тише-тише, успокойся, – Тимоти подсел к Роберу, потрепав его за плечо. – Кого убили? Какой Хаген? Да не хнычь ты, размазня! Доктор, дайте быстренько стакан воды!
– Ага, кажется, я начинаю догадываться, – проронил Шпилер, попутно наливая воду из стеклянного графина. Подал стаканчик Тиму и повернулся всем корпусом к русобородому: – Ты… Вы – Хаген из Тронье? Я прав?
– Так именуют меня при бургундском дворе, – несколько уклончиво ответил тот, кто именовал себя Хагеном. – К вашим услугам, сударь.
– Благодарю, – слегка поклонился доктор. – Я могу позволить себе задать несколько вопросов?
– Если они не заденут мою честь и данные клятвы.
– Прекрасно, прекрасно… Э… В каком году вы появились на свет?
– Это не тайна. В пятьсот пятьдесят четвертом по Пришествию Спасителя. Крещен в Арелате [44] , в церкви Святого Петра, преподобным отцом Иосифом Массилийским.
– Какой сейчас год?
– Не знаю. Прошло очень много времени, пока я охранял Его.
44
Арелата – римское название современного города Арль, Франция, Бургундия.
– Кого именно?
– Зачем вам знать о плохом?
– Ну хорошо… Надеюсь, вы не очень расстроитесь, узнав, что прошло тысячу триста лет?
– Я подозревал.
– Но ведь человек не может прожить тринадцать веков! Как у вас получилось?
– Душа бессмертна. А тело… Мне позволили взять нынешнее, до срока, пока проклятие не избудется.
– Кто позволил?
– Вам не нужно знать.
– Ладно, оставим. Скажите, а где тот молодой человек, Ойген Реннер? Вы – это он?
– Нет. Я – это я. Мальчишка сейчас во мне. – Хаген положил ладонь на грудь, словно указывая нынешнее местонахождение Ойгена. – Он пока спит.
– Да что он несет? – яростно воскликнул Тимоти. – Это же… Чума на мою голову!
– Замолчите, господин О’Донован, – небрежно бросил доктор, будто отмахиваясь от назойливой мухи. – И не встревайте, пока вас не попросят. Случай до невероятия интересный. Ничего подобного
Вернувшийся из глубочайшего омута времени человек захрипел, повалился набок, вскрикнул… Доктор, выматерившись так, что позавидовали бы самые запойные гамбургские докеры, отскочил и замер, наблюдая, как начало изменяться тело. Исчезала борода, она словно бы росла наоборот, внутрь подбородка; разглаживалась сеточка морщин вокруг глаз, кожа становилась гладкой и ровной, снова проступил белый шрам на скуле, в виде звездочки о трех лучах. Минуту спустя тело Ойгена Реннера вернулось к исходному состоянию – он не возвратил свои восемнадцать, но стал таким же, каким был недавним вечером. Сильный крепкий парень лет двадцати пяти. Все-таки влияние обитавшей в Ойгене души древнего героя изрядно сказывалось на внешнем облике. В сознание он так и не пришел, хотя Шпилер вновь употребил непременный нашатырь.
Монброн и Тимоти наблюдали за происходящим, затаив дыхание и не смея пошевелиться. Робер даже перестал всхлипывать.
– Кажется, мы попали в легенду, – наконец изрек доктор Шпилер и тяжко вздохнул.
– Не попали, а влипли. – уточнил прагматичный Тим. – И не в легенду, а в историю. Робер, утри сопли и рассказывай, что с тобой приключилось. Коротко и четко. Снова заревешь – врежу!
Монброн рассказал. Про светящийся шарик тумана, про жутковатую смерть послушника, про Хагена. Собственно, чего тут было рассказывать?
– Тимоти, давай-ка переложим нашего… э… Хагена на постель, – сказал доктор. – Уверен, утром он сам проснется. А засим прогуляемся во двор, проверим истинность повествования достопочтенного мсье Монброна.
– Не оставляйте меня одного! – со слезами на глазах взмолился Робер. – Честное слово, я боюсь! И вообще туда идти опасно! Вдруг Ононападет на вас? Прекрасно, будет пара новых трупов без сердец! Идите!
– Ничего подобного, – с непонятной уверенностью сказал Шпилер, поправляя подушку под головой Ойгена. Тимоти с готовностью одевался. – Пожелай это… будем называть его « Нечто», расправиться с нами, оно давно бы это проделало. Имелась масса возможностей. На берегу, в аббатстве. Существо не нападает на нас, хотя, казалось бы, мы первейшие кандидаты на обретение проклятия Фафнира. Загадка, право. И мы этим воспользуемся. Поглядим на Нечто вблизи, если, конечно, оно не отправилось искать жертвы за стенами аббатства.
– А как же я? – снова вскричал до смерти испуганный Робер. – Я пойду с вами!
– Не пойдешь, – отрезал Тим. – Док, дайте малышу свой волшебный порошочек. От которого спят и видят красивые сны.
Шпилер согласно моргнул, полез в саквояж и едва не насильно скормил Монброну новую дозу опийного порошка. Тот почти мгновенно осоловел.
– Знаете, док, – заметил Тимоти, швыряя револьвер в кобуру. – Если эта поганая штуковина сюда заберется, Ойген наверняка защитит нашего Монбрончика… Так мне кажется.