Беовульф (Сборник)
Шрифт:
– Много вопросов, и все бестолковые. – Беовульф сцепил пальцы замком на затылке, откинулся спиной на бревенчатую стену мужского дома и поднял взгляд к темному потолку. – Ты вроде бы умный парень, ромей вдобавок, неужто сам не мог понять?
– Ну-у… – протянул Северин. – Кто-то убивает людей Хродгара, правильно? Много лет… то есть зим подряд?
– Не просто убивает, дружище. Убивает страшно. С неимоверной, невиданной и нечеловеческой жестокостью. А потом пожирает.
– Господи… Чудовище? То чудовище, которое мы видели прошлой ночью у берега? Великан?
–
Варвары не имели и малейшего разумения об умеренности – считалось, что чем больше на тебе золота и серебра, тем оно красивее. Италийские готы, успевшие познакомиться с культурой строгого Рима, сдерживали себя в тяге к украшениям, однако дружинные Беовульфа были уверены: золото приносит удачу. Посему и вырядились к пиру с вызывающей пестротой.
Северину было неудобно – как с точки зрения традиционной римской этики, так и сугубо физически: нельзя так ярко одеваться!
Дареная Алатеем пурпурная рубаха, кожаный пояс, на котором вместо обычных пластин-накладок закреплены золотые константинопольские монеты с лупоглазой личиной цезаря Феодосия, штаны тончайшей мягкой кожи, на оконечьях ремешков обмоток опять же золотые крючки в виде змеиной головы с глазками из неграненых бериллов, галльской работы.
Гривна на шее тянет вниз: золото – металл тяжелый. На поясе тот самый кинжал, дарёный дядюшкой.
Венчает это варварское великолепие не привычная меховая шапка, а плотно облегающий голову и крашенный в алое вандальский шерстяной колпак с падающим на правое ухо хвостиком, кончик которого украшен наконечником лучной стрелы, изготовленным из серебра, и тремя крошечными бубенчиками – серебряная сфера размером с полногтя, внутри которой запаян железный шарик.
С точки зрения любого варвара – красотища, каких поискать! Знатный жених, богатый юноша, мечта любой девицы на выданье. По мнению римлянина, редкое безобразие.
Если учесть браслеты, фибулы и серьгу в левом ухе – вырядился, как последняя lupa [24] из веселых кварталов возле Палатинского холма! Вот она, разница цивилизаций – ромею никогда не понять германца, равно и наоборот…
Нарушая любые мыслимые обычаи, Вальхтеов решила приветить гостей не в жилище конунга, Оленьем зале, а в большом общинном доме, стоящем под холмом. Значит, надо покинуть дружинные хоромы и в сумерках спускаться вниз, до деревни шагов пятьсот.
24
Lupa (лат.) – буквально «волчица». Грубое
Оружие непременно с собой, включая щиты. Факелы тоже обязательны – нечисть боится живого огня. Беовульф сказал, что пир лучше бы затянуть до рассвета, не придется возвращаться в мужской дом ночью, опасно, особенно после обильной трапезы и доброго пива.
Провожал Нибелунгов насупленный Хрокмунд – парень вроде и поговорить хотел, и смущался: чересчур суровый ют, который повадками и речью сильно походил на годи-жреца, Хрокмунду не то чтобы не нравился, а вызывал чувство настороженности.
Люди, говорящие с богами, не такие, как все, особенные. Тем не менее при дружине Беовульфа у молодого дана появлялась уверенность: если Народ Тумана рядом, значит ничего не случится – легенды не могут лгать, воители, посвятившие себя древним клятвам Асгарда, должны быть непобедимы, на их стороне Вотан и Доннар! Отчего Нибелунги заняли лежанки подальше от двери мужского дома, Хрокмунда теперь мало беспокоило – значит так нужно…
Выбрали длинную дорогу – склон холма Хеорот с полуденной стороны был крутым, ноги переломаешь, да и на пир следует идти степенно, не торопясь, в этом тоже проявляется обязательная учтивость.
Нахоженная широкая тропа вела от Оленьего зала вниз по закатному склону в деревню, выгибаясь серпом. Солнце еще не зашло, гигантский золотой диск висел над морской гладью.
Северин услышал знакомый голос еще на полпути и решил, что ему чудится: такого просто не может быть! Возле общинного дома, стоявшего в центре поселка, увлеченно ругались, но не с привычной для италийца крикливостью, перерастающей в ожесточение, а с германской основательностью: я гость, ты хозяин, по закону любому пришедшему с миром полагается кров и ночлег, а для лошадок – теплая конюшня и овес. Отказать никак невозможно, закон один для всех, даны не исключение!
Отказывать никто и не собирался – обладателю уверенного, красивого баска говорили в ответ, что его и почтеннейшего годи могут принять, но лучше бы… Лучше бы им поехать на север, в Хлейдр, там куда спокойнее, тамошний ярл Эйрик славится радушием и хлебосольством, да и…
– Чума и холера, – пробормотал Северин, окончательно узнав голос и вспомнив, что настолько редким занудством и основательностью славятся одни только лангобарды. Ну а если лангобард вспылит и возьмется за меч, его сам Вотан не усмирит.
Да что там Вотан – десять таких же лангобардов, повиснувших на плечах, не остановят ни в какую! Эрзарих? Быть не может!
– Эй, куда?
Беовульф попытался ухватить Скильда Скевинга за ворот, но не успел. Сорвался, будто стрела с тетивы. Примчался к коновязи. Выдохнул. Разинул рот, запнувшись и встав, как столб. Вот уж не ждал!
Эрзарих продолжал громко спорить с Унфертом – дан стоял на своем: до темноты успеете в Хлейдр! Рядом, держа за повод коня, скучал красивый седобородый старец в богатой, хотя несколько истрепанной после долгой дороги одежде.