Беовульф
Шрифт:
его жизнь решит!
Так зарок был дан.
И тогда на костер
золотые сокровища
вместе с воином,
с героем Скильдингом
были возложены:
люди видели
окровавленные
битв одежды
железотканые
с кабаном позолоченным
на груди вождя
среди многих воителей,
в сече сгибнувших.
По желанию Хильдебург
там, на ложе огня,
рядом с Хнафом лежал
сын
дабы плоть его
вместе с дядиной
жар костровый истлил;
погребальный плач
затянула она,
вой скорбящей жены,
и взметнулся дым,
в поднебесье огонь,
пламя под облака:
кости плавились,
кожа углилась,
раны лопались
и сочилась кровь.
Так пожрал дух костра,
пламя алчное,
лучших воинов
двух враждебных племен
и не стало их.
18
И спешила дружина,
рать скорбящая,
разойтись по домам
в ютских землях,
в пределах фризских;
сам же Хенгест,
доверясь клятве,
время зимнее
вредотворное
вместе с Финном провел,
об отчизне печалуясь;
и закрылись пути
кольцегрудых ладей
воды вспучились,
ветром взбитые,
а затем во льды
заковал их мороз.
Но пришла пора,
повернулся год
чередой возвращаются
времена с небес
(так и ныне!)
на земли смертных,
стаял зимний покров,
зеленели поля,
и сбирался в путь
гость с чужбины;
но чаще на мысли
приходила ему
не морская тропа,
но кровавое мщение
в новой схватке
он фризам попомнил бы
встречи прежние!
Потому не отверг он
Хунлафинга
меч, возложенный
на колени его,
пламя битвы,
клинок прославленный
(ютам памятно
это лезвие!),
от которого
Финн лютосердый
принял смерть в бою
во дворце своем.
Так случилось,
что Гудлаф с Ослафом,
с горькой вестью
к данам ходившие,
возвратились из-за моря,
и сердца их исполнились
духом ярости
кровь заструилась
в доме Финна,
и рать была выбита,
и жена его
стала пленницей.
Было Скильдингам
чем грузить ладьи
драгоценностями,
самоцветами,
всем, что в доме,
в хоромах Финна,
отыскать смогли;
и жену благородную
возвратили они
из заморья
в землю датскую!"
Так закончил
сказитель песню;
пир продолжился
за медовым столом,
и вино - дивных бочек сокровище
разносил виночерпий.
Златовенчанная
вышла Вальхтеов
в зал, где конунг
сидел с племянником
(не порвались еще
узы кровные),
а в стопах у владетельных Скильдингов
сел вития
Унферт, признанный
меж людьми
многодоблестным,
хоть и был он убийцей
кровных братьев своих.
И промолвила Вальхтеов:
"Господин мой,
испей эту чашу,
о даритель сокровищ,
да возрадуешься
ты, друг воинов!
Слово доброе
молви гаутам,
будь с гостями
не скуп, но равно
дари и ближних,
приветь и дальних!
Назвал ты сыном,
так я слыхала,
героя-гаута,
который ныне
очистил Хеорот
кольцесверкающий,
так будь же щедрым,
покуда можешь!
когда же срок твой
придет, оставишь
своим сородичам
казну и земли!
А добрый мой Хродульф
поддержит славу
юной дружины,
коль скоро прежде,
чем он, о Скильдинг,
ты жизнь покинешь;
сторицей, надеюсь,
воздаст он нашим
детям за прежнее:
был сиротой он,
его мы вскормили
и мы возвысили
нам на радость,
ему во славу!"
Затем повернулась
к скамье, где братья,
Хредрик и Хродмунд,
сыны ее кровные,
сидели средь юных,
а между ними
герой гаутский,
воитель Беовульф.
19
Ласковым словом,
чашей медовой
был он привечен,
а также пожалован
двумя запястьями
златовитыми
да украшением
кольцом ошейным,
какого в жизни
я и не видывал,
и кто из героев
владел, не знаю,
подобным сокровищем,
кроме Хамы,
который, в дом свой
внеся ларец
с ожерельем Бросинга,
бежал от гнева
Эорменрика
под руку Предвечного.
Гаутский Хигелак,
внук Свертинга,
тем даром Вальхтеов,
кольцом был украшен
в последней битве,
где защищал он
свою добычу,
стоя под стягом,
войнолюбивца
Судьба настигла